это функция, действующая непрерывно, и человеку нужно постоянно с нею взаимодействовать. Психическое и душевное здоровье индивидуума зависит от сотрудничества с безличными образами. Вот почему везде и всегда мы находим какую-либо религию.

370 Что такое религия? Это психотерапевтическая система. Что делают психотерапевты? Мы пытаемся исцелить от страданий человеческий разум, человеческую психику или душу, но религия занимается ровно тем же самым. Поэтому наш Господь – еще и целитель, врач, Он излечивает больных и рассеивает душевные затруднения, как и полагается психотерапии. Когда я называю религию психотерапевтической системой, то нисколько не играю словами. Религия – утонченная психотерапевтическая система, за нею стоит неоспоримая практическая истина. Моя клиентура достаточно обширная и охватывает разные континенты, а там, где живу я сам, обитают преимущественно католики, но за последние тридцать лет ко мне обратилось разве что шестеро ревностных католиков. Подавляющее большинство пациентов составляли протестанты и иудеи. Однажды я разослал опросник людям, которых не знал лично, и задал вопрос: «Как бы вы поступили в психологическом затруднении? Предпочли бы врача, священника или пастора?[155]» Не помню точных цифр, но могу сказать, что около двадцати процентов протестантов высказалось за пастора. Остальные яростно возражали против пастора и ратовали за врача, причем самую горячую поддержку врачам оказывали родственники и дети священнослужителей. Откликнулся и один китаец, который ответил затейливо: «Когда молод, я иду к врачу, а когда стар – к философу». Среди же католиков то ли пятьдесят восемь, то ли все шестьдесят процентов написали, что пойдут, вне всякого сомнения, к священнику. Это доказывает, что католическая церковь с ее строгой системой религиозных предписаний и наставлений к образу мышления – терапевтическая институция. У меня было несколько пациентов, прошедших курс аналитического лечения и после этого примкнувших к католической церкви; а другие вступили в так называемую «Оксфордскую группу»[156] – с моего благословения! Полагаю, что нам необходимо пользоваться теми психотерапевтическими институтами, которыми нас оделила история. Будь я сам человеком средневекового склада мышления, то охотно принял бы подобное вероучение. К несчастью, тут требуется именно средневековый образ мыслей, а я, увы, не могу назвать себя в достаточной степени средневековым человеком. Но и из сказанного ясно, что я подхожу к архетипическим образам и проекциям вполне серьезно, потому что коллективное бессознательное – и вправду важная составляющая человеческой психики.

371 Все личностные проявления, наподобие склонности к инцесту и прочих инфантильных позывов, сугубо поверхностны; бессознательное в действительности содержит великие коллективные события человеческой истории. В коллективном бессознательном индивидуума фактически хранится сама история; когда у отдельных людей начинают пробуждаться архетипы, мы оказываемся посреди истории, оставаясь в настоящем; архетипический образ, диктуемый мгновением истории, входит в жизнь, и каждый им захвачен. Кстати, это мы наблюдаем прямо сейчас. Я предвидел наступление таких времен в 1918 году, когда писал, что «белокурая бестия» шевелится во сне и что нечто должно произойти в Германии[157]. Никто из психологов тогда не понял, на что я намекаю, поскольку никто не мог вообразить, что наша личностная психология – не более чем тонкая оболочка, рябь на океанской толще коллективной психологии. Коллективная психология – могучий фактор, изменяющий всю нашу жизнь, искажающий поверхность знакомого нам мира, творящий историю. Она подчиняется законам, принципиально отличным от тех, которые повелевают нашим сознанием. Архетипы суть могучие действующие силы, они влекут за собой реальные события, их не свести к индивидуальному разуму и практическому рассудку. Перед Великой войной все культурные люди говорили: «Войны не будет, мы слишком разумны для того, чтобы позволить ей случиться, наши торговля и финансы столь переплетены в международных связях, что война категорически невозможна». Но далее разразилась страшнейшая война в истории человечества. Сегодня вновь звучат те же глупые заклинания к разуму, рассуждения о мирных планах и тому подобном; мы завязали себе глаза, цепляясь за инфантильный оптимизм, но пора взглянуть реальности в лицо! Совершенно очевидно, что архетипические образы решают судьбу человека. Бессознательная психология определяет бытие, а все прочее, все наши мысли и слова в совещательных комнатах, – лишь наносное.

372 Кто в 1900 году мог подумать, что через тридцать лет окажется возможным происходящее в Германии прямо сейчас? Могли бы вы поверить тогда, что целый народ, все образованные и воспитанные люди, поддастся умопомрачающему влиянию архетипа? Я предвидел это, я понимал, к чему все идет, ибо осведомлен о могуществе коллективного бессознательного. На поверхности же все кажется каким-то немыслимым. Даже мои близкие друзья подпали под это чарующее влияние архетипа, и, находясь в Германии, я сам в него верю; я все понимаю и знаю, что иначе быть не может. Мы не в состоянии сопротивляться. Нас бьют ниже пояса, а не в голову; мозг работает впустую, ибо воздействие ведется на симпатическую систему. Это сила, которая очаровывает людей изнутри, пробужденное коллективное бессознательное, архетип, общий для всех тех, кто призван к жизни. Именно потому, что это архетип, налицо исторические проявления, и мы не можем понять те или иные события, не зная истории[158]. Происходящее сегодня – это проживаемая история Германии, а фашизм – живая итальянская история. Не следует впадать в детское неведение, изрекать интеллектуальные и разумные идеи и утверждать, что такого попросту не может быть. Звучит совершенно по-детски. Перед нами подлинная история, ожившая на наших глазах, она куда важнее личных горестей и личных убеждений. Мне знакомы хорошо образованные немцы, столь же разумные, полагаю, как и мы с вами, но они захвачены волной общего возбуждения, которое смыло их рассудок, так что, беседуя с ними, приходится признавать бессилие личности в схватке с непостижимой судьбой. Это не плохо и не хорошо, тут не до рациональных суждений, это просто история. Когда при переносе пациент добирается до архетипов, вы словно наступаете на мину, которая может взорваться, как случается с коллективными ожиданиями. Безличные образы содержат громадную динамическую энергию. Бернард Шоу в «Человеке и сверхчеловеке» писал: «Любого из этих трусов можно превратить в храбреца, внушив ему некоторую идею»[159]. Конечно, фашизм и гитлеризм – не идеи, а архетипы, и потому можно сказать так: дайте людям архетип, и масса сдвинется в едином порыве, не ведая преград.

373 Вследствие чудовищной динамической силы архетипических образов с ними не справиться рассудком. Поэтому единственной мерой на третьем этапе терапии переноса будет отделение личного отношения к аналитику от безличных факторов. Очевидно, что при честной и скрупулезной работе с пациентом возникают теплые чувства к аналитику, а пациент, с которым вы столько возились, нравится вам, будь он мужчиной или