— Как бы — эротично, нет, лапуся моя? — Такэси, разоблачившись, теперь старался заболтать ниндзетку с планшетом, одновременно делая вид, что игнорирует в равной степени приятную на вид Ниндзетку-Пункутеха, коя медленно и, там и сям, интимно присоединяла к нему электроды.

— А вы симпатяга, как в старом кино, — признала кокетливоокая ниндзетка, — но мне нужно, чтоб вы эти бланки заполнили, тут и тут.

— А тут — ай, да ладно, детка, я могу — убиться на этой штуке! По крайней мере, могли бы — выполнить последнюю волю человека…

— Вы йоррзайте! — предупредила другая ниндзетка, пытаясь приладить что-то ему к голове, — а ну сидите тихо.

— Ну так, может, вы б… просто согласились положить ногу… ммхх…

— Ох, глазам своим не верю, — ДЛ вскипая, — он вообще понимает, что мы для него делаем? Эй, подонок, ты вообще…

— Прекратите, — устало посоветовала Главная Ниндзетта, — всю эту трескотню, будьте любезны. Спасибо. Спокойствие? Профессионализм?

— … Ладно, и альбом Экера Билка, — Такэси уже выбирал, — и, ну-ка ну-ка, «Бурундуки поют Марвина Хэмлиша»?

Подключение завершилось, Сестра Рошелль стояла и ухмылялась с главным выключателем в руках.

— А теперь, любезный, поглядим, не прочистит ли эта штука наши меридианчики, как «Рото-Рутер», не загудят ли они у нас!

Гмммм, мда, и впрямь, то есть до некоторой степени. В последующие годы ДЛ часто выпадали случаи орать на него:

— Надо было оставить тебя на Пункутроне… — так часто, вообще-то, что превратилось в ласку. Когда сеанс завершился, ниндзетки его отсоединили и на каталке отвезли в послеоперационную палату, ничем не украшенную, кроме цветов и маленького Будды из серого чугуна на полке. Здесь, пересечённый лучом солнечного света, посреди акта проникновения ниндзетке под уставной лабораторный халат, Такэси, словно бы под действием чар, сладострастно отбыл ко сну.

У него началась интенсивная программа сеансов на Пункутроне, травотерапии, перекалибровки волн мозга. В некоторых, оказалось, участвует ДЛ. Они осознали, что, неким манером, настроены друг на друга. Может, волны мозга, может, ци, может, старое-доброе СЧВ. Они лежали, подключённые, бок о бок, как в кино про пересадку мозга, а Пункутрон вибрировал, и Такэси, чьи музыкальные предпочтения таинственно отредактировались сами, теперь слушал в наушниках душе-щипающие тибетские песнопения. Он по-прежнему не имел понятия, кто она такая.

Однажды вечером, когда он лежал в постели и смотрел серию «Бионической женщины», вошла Старшая Ниндзетта — прикрутить звук и рассказать Такэси иного рода сказку на ночь.

— Эй! Она как раз собиралась…

— Джейми Соммерз поймёт. Это важно, поэтому слушайте хорошенько. Дело происходит в Саду Эдема. Тогда, давным-давно, там вообще никаких женщин не было. Весь Рай был женским. Ева и сестра её, Лилит, в Саду были одни. Персонажа по имени Адам вписали позже, помочь мужчинам выглядеть на более законном основании, хотя на самом деле первым мужчиной был не Адам — им был Змий.

— Мне эта сказка нравится, — сказал Такэси, поуютнее вжимаясь в подушку.

— Скользкий он был тип, увёртливый, — продолжала Рошелль, — изобрёл «добро» и «зло», хотя женщинам хватало и просто быть. Среди прочих афер, которые они в то время проворачивали на женщинах, мужчины также убедили нас, что мы — естественные распорядители этой штуки, «нравственности», которую они только что изобрели. Они всех нас втащили в эту развалину, в которую превратили Творение, подразделив её и увешав ярлыками, сунули нам ключи от церкви, а сами отправились по танцзалам и деБ1евым притонам… Итак — за этими джайвовыми очочками Оскара Голдмана вы, похоже, человек толковый, а значит поймёте — я говорю о Дэррил Луиз. Несмотря на всю личную дистанцию, что она поддерживает с людьми, просто ей здесь с вами не будет, потому что ей никогда не просто, и будет не вполне неуместно, если время от времени вы сможете уделять ей несколько добрых мгновений мысли.

Такэси приподнял тёмные очки и вперился ей глаза-в-глаза, заинтригованный выражением её лица. Она едва не просила его об услуге.

— С моим удовольствием — но было что-то ещё?

Главная Ниндзетта, применив одни лишь брови, пожала плечами.

— Не совершайте первородного греха. Постарайтесь просто дать ей быть.

Легко вам говорить, дама, пробормотал он, безмолвно, позже, не в лицо ей, фактически уже покидая, уезжая из Приюта, с того хребта над ельником, что сразу за прибрежными облаками. Он вёз ДЛ обратно, вниз по грязным колеям к мощёным сельским дорогам, вниз к магистральной, ко въезду на Федеральную автостраду, пока она совсем не вернулась внутрь Мобильности. Разогнавшись по трассе в прокатной «жар-птице», оба осознали, что впервые после комнатки в Токио они вдвоём одни.

Она посмотрела на него.

— Так это, значит, Компенсация Жертвы. Ты разве не должен мной командовать?

Он ненадолго задумался.

— Не особо чего в голову приходит, в этом смысле — условие без-секса и прочее!

— Эй, — прилетел её проворный ответ, — а подумай, каково мне с целым годом.

Их первая размолвка. Немного погодя:

— Тогда послушай! А давай-ка я просто — высажу тебя, у станции, какую сама выберешь! Куплю тебе билет — обратно в Приют!

Она не желала смотреть на него, но покачала головой.

— Не могу.

— Они правда тебя не пустят обратно?

— Нос покажу, пока не кончится год, и санкции будут радикальны. Пожалуйста, не спрашивай, каковы.

— Валяй — может, и меня прицепом торкнет!

— Испытание Тысячью Бродвейских Оперетт…

— Хватит, хватит, я передумал…

— Эндрю-Ллойд-Уэбберовская Камера…

— То есть они в самом деле…

— И это, и гораздо хуже.

Какое-то время ехали в молчании, не вполне безмятежном, скорее — в углубляющейся совместной депрессии. Мимо катили безрадостные лесистые холмы, и она посматривала на него нервно, пока он вдруг не метнул ей боком кривой ломтик ухмылочки.

— Весело, а?

Она фыркнула — не вполне смешком.

— Ну — без секса-то.

Он захмыкал.

— Целый год!

Несколько секунд машина виляла между полосами, словно бы никто не обращал внимания.

— Есть хочешь? — спросила ДЛ.

— Аппетита нет — должно быть от этого аптечного метедрина! Постой — вот симпатичный съезд! Погляди, как небеса пылают! «ЗАЧЕТНЕЙ МАМИНОЙ ЯДИ», как тут устоишь?

— Ты спятил, — когда подъезжали, — только погляди, что это за место, послушай, что у них играет, понаблюдай за тяжёлым оборудованием на парковке, ох нет, у меня множество горьких переживаний связано, мис-тёр Фумимота-сан, именно с таким сортом заведений, у которых за-ва-ру-ха на вывеске, и лучше всего нам вернуться на эту трассу, прям, щаз.