не согласиться было трудно. Полковники, кстати, оказались ребята неглупые и чувством юмора. Я их не знал. Интересно, с какого они управления. Большинство, дослуживаясь до таких погон, теряют разум практически полностью. То, что по инструкции — хорошо, остальное — от лукавого. Один мой коллега говорил, что обязательной процедурой перед получением полковничьих погон является лоботомия. Тут он, конечно, погорячился, но кое-что в его словах есть.

Сейчас этот коллега, кстати, сам стал полковником. Давно его не видел, интересно было бы поговорить.

А сейчас мне уходить. Скоро заявятся маги, с ними кто-то еще… вдруг поймут, что я видел лишнего. Маловероятно, но все-таки.

Валентин Палыч остался — ему положено. Пообещал мне рассказать, если что узнает. Он тоже был удручен тем, что гомункулов будут продолжать использовать без выяснения причин. Да и вообще история с непонятным магом оказала на него удручающее впечатление.

На прощанье я все-таки высказал полковникам свою версию. Не говоря, откуда у меня эти знания.

— К забору вроде какой-то человек подъезжал, на «опеле». Странно себя вел. Когда все началось, сидел спокойно, несмотря на стрельбу, когда успокоилось — тут же уехал. Он есть на видео. Посмотрите, пожалуйста. Может, тут какая магия или гипноз.

— Да, надо глянуть, — кивнул один из полковников.

А второй сделал вид, что знал об этом и так.

…Будет ли полиция работать по-настоящему — не знаю, но я сделал все, что мог. Вообще-то, надо запрещать работать гомункулам и ловить странного человека на «опеле». Сделать это очень сложно. Номер замазан, скорее всего, машина ему не принадлежит, но тем не менее. Искать, как будто он ограбил банк или покушался на жизнь Императора. Но, как говорится, тут меня терзают смутные сомнения.

Сев в свою машину, я позвонил Нечаеву и рассказал ему о случившемся. Безо всякой конспирации, напрямую. И о том, что увидел. Пошло все к черту, надоело прятаться.

— Что скажете?

— Все очень плохо, — сообщил Альберт. — Вы абсолютно правы — убийства произошли для того, чтобы собрать темную энергию. Как получили контроль над гомункулом, сказать не могу, но мозгом строителя человек завладел именно через нее. Собрал в артефакт, и сделал.

— Он маг? Темный маг? — спросил я.

— Необязательно… возможно, кое-какими навыками владеет, но не более того. Власть над гомункулом, думаю, скорее инженерное изобретение — но темная энергия помогла перенаправить гипнотическое воздействие на более сложный разум, то есть на человеческий.

— А зачем ему темная энергия?

— Ее можно использовать для разных целей… обычно очень нехороших. Для тех же генетических экспериментов, кстати.

— И что теперь делать?

— Не знаю… искать тех, кто стоял. Надеюсь, что полиция вместе с Имперской безопасностью поймут, насколько все серьезно…

— Понятно. Ладно, если что-то станет известно, сразу сообщу.

На этом мы распрощались. Очень хотелось рассказать о том, что говорила Майя, но сдержал себя. В принципе, то, что Альберт в это не верит, мне и так известно.

Стоит ли звонить Вике? Честно говоря, не хочется. Надоел вечный холод в ее словах. Я тоже живой человек, у меня тоже есть эмоции. Но сообщить о том, что случилось, надо, поэтому выбрал соломоново решение: написал ей обо всем в сообщении. Говорить, дескать, не могу, но вот такая ситуация. Держись подальше от гомункулов, да и в целом будь осторожна. Люди могут сходить с ума.

Ответное сообщение не заставило себя ждать. «Спасибо, все поняла».

Я приехал в офис, купил что-то поесть и закрыл дверь на ключ. Теперь надо думать.

Скорее всего, к происходящему причастна организация Мити из лаборатории Валентина Павловича. Больше некому. Слишком все сходится. И гомункулы, и темная магия, и покушения на убийства, и все остальное. В случайные совпадения я не верю. Да и какая, в принципе, разница, копать все равно нужно там.

Наружка за Митей стоит до сих пор. Ничего интересного не нашли, но ходят по пятам. Опасно, но деньги уплачены. В полиции, если надо, месяцами за фигурантами оперативных дел наблюдают.

Единственное, чем Митя отличается в своем поведении от обычного фрика-ученого — поездками на за город на электричке. Куда он ездит — догадаться не сложно. В лабораторию, расположенную, скорее всего, в одном из заброшенных сел поблизости от леса. Проблема в том, что таких сел в округе тьма, и найти нужное очень сложно.

Да и вообще Митя в единственный день, когда «наружка» поехала за ним на электричке, ухитрился сбежать, причем непонятно как. Испарился. Исчез. Телепортировался или еще что-то.

Завтра у нас выходной, значит, он направится за город. А поскольку если хочешь, чтоб работа выполнилась хорошо, придется делать ее самому. То есть завтра с утра я как следует загримируюсь, сяду на вокзале с Митей в один вагон и прослежу, куда он пойдет. Если испарится и во второй раз… ну тогда не знаю.

Насчет грима… его хорошо накладывает Вика, но справлюсь и сам. Усы, парик, очки, нездоровый цвет лица при помощи тонального крема, и никто меня не узнает. Можно бороду, но это будет уже чересчур. И так буду похож на деревенского работягу, снимающего квартиру в Москве, а по выходным уезжающего обратно в родную деревню. Подходящие вещи у меня есть.

Я позвонил своей «наружке», рассказал о планах на завтра. В принципе, особо помочь они мне ничем не могут, но уведомить надо, а то некрасиво. Мне, дай бог, с ними еще работать и работать. Не по этому делу, так по следующему.

Если, конечно, действительно не произойдет конец света.

Поэтому на завтра ничего планировать не буду. Сейчас пара звонков, в том числе и Вадиму — надо же узнать как поживает страстный поклонник балета и балерин! — а потом домой, проверить и подготовить грим. Завтра вставать ни свет, ни заря.

…

— Войдите, — произнес Михаил Семенович.

Из окна сквозь шторы пробивалось утреннее солнце. В косых лучах плавали редкие пылинки. Слышались громкие голоса птиц. «Это вам не город», — подумал Михаил Семенович.

Он лежал на кровати, закинув руки за голову. Не спал, судя по всему, довольно давно, и понимал, что около закрытой двери в комнату стоит в ожидании его пробуждения человек.

Наверняка хочет сообщить что-то важное, поскольку явился в такую рань. Новость хорошая, иначе бы разбудил — приказ был именно такой, и горе тому, кто бы это не сделал.

Мужчина (лет сорока пяти, худощавый, с залысинами), потихоньку приоткрыл дверь, просунул голову, робко и вопросительно взглянув