– Потому что мы записывали строго со слов вашего отца.И со слов свидетельницы, находившейся при нем с самого начала приступа.Надеюсь, ее-то вы не подозреваете в соучастии в заговоре против вас?

– А разве я говорила, что против меня составлензаговор? – невинно спросила Даша.

– Насколько мне известно, вашему начальству вы об этомрассказывали много и охотно…

– Видите ли, я не первый сыщик, против которогоустраивают провокацию со сбором компромата, – сказала Даша. – У настакое случается. Я бы это не стала называть заговором, но против меняопределенно работают…

Она обращалась главным образом к Савич, но видела по глазамтой, что дело дохлое. У них тут «заговоры и козни» – симптом болезни, и неболее того.

– Надеюсь, нас вы не подозреваете в соучастии с вашими…заговорщиками? – с непринужденной улыбкой спросил Хотулев.

– Ну что вы, – сказала Даша. – Однако так ужсложилось, что другой человек совсем по-иному описывал отцовский бред. Не так,как вы. И ни словечком не упомянул про «эротическую подоплеку»…

Взгляд докторши растерянно метнулся меж пациенткой и шефом:

– Да? А с этим человеком можно поговорить?

– Она умерла, – сказала Даша. – Ее убили. Таженщина, из чьей квартиры отца… увезли.

– Простите, Дарья Андреевна, а вы правдуговорите? – спросила Савич.

– Увы, на этот раз Дарья Андреевна говорит чистуюправду, – кивнул Хотулев. – Эта женщина погибла при крайне загадочныхобстоятельствах вскоре после крайне напряженной и тягостной беседы меж ней иДарьей Андреевной… буквально сразу же.

– Вы на что намекаете? – не выдержала Даша.

И увидела, как эскулапы обменялись нехорошими взглядами. Онанервничала все больше, давали о себе знать две почти бессонных ночи, Дашачувствовала, как ее начинает легонько трясти, словно в ознобе, и боялась, чтоврачи это заметят.

– Помилуйте, ни на что я не намекаю, – развелруками Хотулев. – Я, если помните, предостерегал вас от беседы с ней,говорил, что ни к чему хорошему это не приведет в вашем состоянии. В самомделе, загадочная история… Ну что же… Дарья Андреевна, как вы посмотрите натакое предложение: ненадолго задержаться у нас? Скажем, на недельку. Я понимаюваше предубеждение против сего заведения, но поймите и вы – с галлюцинациями,подобными вашим вчерашним, шутки плохи. И пренебрегать ими опасно. В любоймомент, совершенно неожиданно, может наступить обострение и принять крайнеопасные как для вас, так и для других, формы. Вплоть до попыток самоубийстваили стремления причинить вред окружающим. А у вас ведь, насколько мне известно,есть оружие? Нужно подлечиться. Я с вами говорю так откровенно, поскольку вовсене считаю вас больной. Вы не больны, вы в данный момент пребываете в ясномсознании, но пережили целую череду стрессов и потрясений, появилисьгаллюцинации, неадекватное восприятие действительности. Вам просто необходимонемного отдохнуть под надежным присмотром.

Несмотря на самую пакостную ситуацию, в какую она когда-либопопадала, Даша не удержалась от улыбки:

– Это значит: чтобы доказать, что я нормальная, нужносогласиться, чтобы меня заперли в дурдом?

– Вы сформулировали несколько прямолинейно, но, вцелом, правильно, – кивнул Хотулев. – Если вы пойдете нам навстречу –не будет лучшего способа доказать, что вы здоровы. И максимум через неделю мы свами расстанемся, я уверен. Я не стал бы употреблять столь вульгарное слово«дурдом». Здесь есть спокойные палаты для таких же, как вы, людей –переутомившихся, переработавшихся, перенервничавших…

– В самом деле, – вмешалась Савич. – Ведьесли вы сейчас уйдете, а потом, боже упаси, попадете к нам в гораздо болеехудшем состоянии, можете задержаться надолго…

– А может, рискнем, – сказала Даша. – Посижудома, попью таблетки…

Савич раскрыла было рот, но Хотулев успокоил еемногозначительным взглядом, изобразил на лице глубочайшее раздумье, потоммедленно склонил голову:

– У вас, правда, со вчерашнего дня не было никаких…необычных наблюдений?

– Никаких, – сказала Даша.

– Что, если действительно рискнуть? – протянулон. – Под мою ответственность… Но без укольчика, уж не посетуйте, мы васне отпустим. Согласны на такой компромисс?

Даша кивнула.

– Прекрасно. Галочка, идите распорядитесь, мы следом…

Галочка выскочила, предварительно бросив на шефа цепкий,понимающий взгляд. «Тоже мне актеры-самоучки, – подумала Даша. –Ясно, что фокус этот у вас, милые, давно отработан на настоящих шизиках. Сразу,быть может, под замок и не повлечете. Придется джинсы снимать, а значит, кобуруотстегивать, тут ваши мордовороты и навалятся… И пойдет – чем больше орешь идергаешься, тем больше тебе в карточку пишут. Пока доберешься до судьи, в тебеуже полведра лекарства сидеть будет».

– Пойдемте, – сказала она, направляясь к вешалке.

– Одеваться не стоит, процедурная на этом же этаже.Потом вернетесь…

Словно не слыша, Даша молча накинула пуховик и нахлобучилашапку.

– Дарья Андреевна… – он непроизвольно подался кней, сделал резкое движение, голос прозвучал жестко.

Даша рывком задрала подол свитера, встала меж ним и дверью,положив руку на кобуру. Усмехнулась:

– Там, во дворе, наши парни на двух машинах…

– Вы понимаете, какая запись у вас прибавится вкарточке?

– Только не ошибитесь, – сказала Даша. – А топотом попросят рассказать, какой пистолет я на вас направляла, а вы и знать небудете, – она прикрыла ладонью кобуру. – Марки-то разные бывают ивыглядят по-разному… Будет конфуз, если вы опишете один, а потом окажется, чтоу меня был другой…

– Вы совершаете страшную глупость, – сказал он, недвигаясь с места. – Вам необходимо лечиться…

Даша сгребла со стола таблетки и, не глядя, запихала вкарман весь похрустывающий ворох:

– Как видите, выполняю предписания врача. Но вот уколовя с детства боюсь, извините. Еще по ошибке вкатите то же, что и Усачеву…

У него что-то дрогнуло в лице! И это не страх передпистолетом, остававшимся в кобуре. Но не было времени на задушевные беседы.Даша быстренько вышла и скорым шагом рванула к лестнице.

И замерла, поскользнувшись на свежевымытом полу, схватившисьза широкие перила.

Перед входной дверью, загораживая ей дорогу, стояла овчарка.Та самая. Только сейчас она была еще выше, едва умещалась в крошечномтамбурчике, поставила передние лапищи на ступеньки и смотрела на Дашуотливавшими лунным блеском глазищами. Громадная собачина чуть ли не с лошадьвысотой.

Под черепом, такое впечатление, что-то стеклянно, чутьслышно позванивало, но не было ни страха, ни паники. Даша зажмурилась, какследует встряхнула головой. Открыла глаза. Показалось, будто что-то огромное итемное смазанной полосой утянулось под лестницу, в крохотный закуток, гдеуместилось бы ведро со шваброй, – Даша хорошо помнила, поднимаясь сюда,что там не было ни двери, ни ниши.