неудобным, для престижа демократической республики, уходить из Сочи. В конце сентября 1918 г., для урегулирования этого неприятного дела с Добровольческой армией (еще при жизни генерала Алексеева) и кубанским правительством (председатель – Быч), выезжал в Екатеринодар представитель Грузии Е. Гегечкори, вместе с генералом Мазниевым: им пришлось защищать в корне неправильное дело («Сочи временно должен остаться за Грузией»)[127].

Вопрос остался тогда неразрешенным. Позже, уже при англичанах, дело дошло до столкновений. После разных перипетий Грузия заняла границу (в Сочинском округе) по реке Мехадырь, то есть сохраняла обладание Гагринским округом. Генерал же Деникин требовал очищения грузинами и этого округа (лишь в 1905 г. отнесенного к Кубанской области из состава Сухумской), то есть куска Абхазии, входившей теперь в состав Грузии. Английское командование, установив демаркационную линию, которой не должны были переходить войска генерала Деникина, требовало (11 июня 1919 г.) отхода грузин за реку Бзыбь. «Неисполнение данного условия, – писал по этому поводу генерал Кори грузинскому правительству, – повлечет за собою прекращение доброго расположения Великобритании (к Грузии) и поставит правительство его величества в невозможность противодействовать генералу Деникину в случае его продвижения к югу за эту черту». На это приглашение грузинское правительство ответило проектом временной нейтрализации Гагринского округа, с выставлением по Мехадыри и Бзыби (заключавших спорное пространство) союзных пикетов – впредь до разрешения вопроса о границе Парижской конференцией (опять «конференцией»!).

Необходимость занятия более выгодной для обороны границы по Мехадыри (в то же время не выходившей из рамок разумных территориальных притязаний Грузии) оправдывалась несомненною угрозой всему Закавказью со стороны добровольческих войск в этот момент. Незадолго до этого ими заняты были Петровск и Дербент, раздавлена Горская республика на Северном Кавказе и начато продвижение по территории Азербайджана.

Установлением демаркационной черты британское командование пыталось положить предел этому проникновению в Закавказье добровольцев и стремлению их обойти с флангов естественную границу – Кавказский хребет. При всем значении и авторитетности этого распоряжения союзной военной власти Грузия и Азербайджан приняли, повидимому, и собственные оборонительные меры. В частности, между ними был заключен военно-оборонительный союз (16 июня 1919 г.).

Возбуждение во всей Грузии ввиду грозившей опасности было чрезвычайное: проявлялось оно самым бурным образом в печати, в парламентских речах, в резолюциях и прочем.

Я напоминаю обо всех этих фактах, лишь чтобы указать, что, следуя в этом отношении всенародному импульсу, грузинская делегация делала все, что могла, чтобы убедить европейские правительства, или, точнее, Верховный совет, в необходимости умерить добровольческое стремление в пределы Закавказья.

В коллективном заявлении трех Кавказских республик от 20 июня 1919 г. (уже упоминавшемся по другому поводу) говорилось особо (п. 6) о помехах, чинимых делу внутреннего устроения этих республик и возвращению к нормальным условиям жизни, благодаря военным поискам и угрозе со стороны армии генерала Деникина.

Заявляя свой протест по поводу агрессивных действий и угроз добровольцев, делегации Грузии, Азербайджана и Горской республики просили Верховный совет «предписать армии добровольцев, которая содержится и поощряется союзниками вовсе не для борьбы с кавказскими народами, очистить захваченные территории и уважать права Кавказских республик».

Из числа непосредственных шагов, предпринятых с тою же целью, упомяну лишь о посещении нами в американской делегации известного советника президента Вильсона полковника Хауза, который именно к этому ходатайству (придержать добровольцев) отнесся с полным сочувствием.

62. «Демаркационная линия»

Демаркационная линия, нарушение которой возбранялось генералу Деникину союзным командованием, была самым осязательным указанием на существование военно-политического контроля Верховного совета на Кавказе в эту эпоху.

Как уже упоминалось, грузинское правительство не увело своих частей за реку Бзыбь, как следовало бы по букве английского, то есть союзного, предложения. Но это было, в сущности, лишь небольшим отступлением от указанной генералом Кори демаркационной линии. Что касается добровольцев, они продолжали сидеть в Дербенте, то есть далеко южнее демаркационной линии, подходившей к Каспийскому морю в пяти километрах ниже Петровска. В начале июля 1919 г. генерал Деникин уведомил правительство Азербайджана, что если последнее не откроет против него военных действий, то добровольческие войска не перейдут границ Дагестана, то есть реки Самур; и, несмотря на переписку Азербайджана с английским командованием по поводу явного нарушения июньской демаркационной линии, новая линия – по Самуру – была впоследствии признана формально.

Тогда же, при уведомлении о намерении своем не переходить на Каспийском побережье Самура, генерал Деникин заявил, что считает Азербайджан частью России, но будет признавать его независимость – впредь до рассмотрения вопроса всероссийским Учредительным собранием[128]. Конечно, это не совпадало с намерениями Верховного совета, как они выразились в предъявленных им условиях признания колчаковского правительства, но некоторый шаг вперед заключался в отказе от непосредственных действий.

Позже, с развитием военных операций генерала Деникина против советских войск, в отношениях его с Закавказскими республиками заметно стало некоторое успокоение, чему способствовали также приезд в Тифлис британского главноуполномоченного Оливера Уордропа и, по-видимому, миссия генерала Баратова в Баку и Тифлисе.

В средине 1919 г., в разгар Парижской конференции, мы, как изложено выше, достигли уже некоторых результатов – мы могли расчитывать на поддержку держав в деле обеспечения, если не полной независимости, во всяком случае – самой широкой автономии.

Осуществись объединение России теми силами, которые шли с Колчаком и Деникиным, тогда обеспечение автономии окраин с помощью великих союзных держав было бы, вероятно, крайним пределом достижимого и возможного. Только допустила ли бы окрепшая и объединенная Россия в этом вопросе контроль держав, при всей своей от них зависимости? Бесплодно было бы гадать, но полагаю – на основании, например, разговоров с одним из видных сотрудников генерала Деникина, профессором K. Н. Соколовым, приехавшим в Париж в июле 1919 г. (вместе с главным делегатом генералом Дрогомировым), что, если правительство Деникина и не возражало в принципе против таких вещей, как автономия или федерация («лишь бы в рамках Российской державы и с соизволения всероссийского Учредительного собрания»), все же главная его надежда заключалась в армии («Европа демобилизует – мы мобилизуем») и «соотношении сил», которое позволит России решать все вопросы по-своему.

Я получил впечатление, что в предвкушении этого поворота событий правительство генерала Деникина недооценивало всех весомых и невесомых величин, входящих в состав грузинского и вообще кавказских и других окраинных вопросов.

Вообще же обострение этой распри и все угрозы и неприятности, чинившиеся Грузии (блокада!) и Азербайджану со стороны Добровольческой армии, представлялись мне политической ошибкой, проистекавшей в существе из нежелания отказаться от старого взгляда на подневольное положение окраин и вникнуть в изменения, внесенные в этот вопрос революцией.

Так как со стороны, в частности, Грузии предприятиям генерала Деникина не грозило, очевидно, никакой опасности и так как попытка невзначай овладеть