Магомед поехал со всеми в большом китайском самосвале, в нем не было оружия, но на борта высокого кузова были наварены бронеплиты для усиления, а на дно кузова набросали мешков с песком. Машина была большой, в нее залезли братьев двадцать, а за ней шла еще такая же. Они миновали линию валов, оставив позади трофейный, возможно, что с неисправной ходовой, танк и поехали по отличной бетонной дороге в лучах рассвета.

Настроение у всех было хорошее. Шутили…

– Брат… А это правда, что ты себе кяфиру[70] купил?

– Зачем покупать, когда можно так взять.

– А деньги ты куда деваешь?

– Родителям отсылаю, они нуждаются.

– Ну и дурак. Лучше бы сходил, как мы, на базар…

– Помогать родителям – это благое.

– А сколько кяфиры стоят?

– Смотря какие. Тут плохие кяфиры, совсем некрасивые.

– Даст Аллах, скоро мы пойдем на север, каждый возьмет себе четырех жен…

– Там нельзя брать жен, они развратные. Жена должна быть мусульманкой с рождения.

– Вай, брат, с виду умный, а такую ч‘анду говоришь.

– А что не так?

– Сказано: тот, кто принимает ислам, его грехи по джахилии не имеют значения.

– Жена должна быть твоего народа.

– Это асабия, разницы нет.

– Это выживание нации.

Грузовик стал резко тормозить, их кинуло вперед.

– «Миги»! – крикнул кто-то. – «Миги» справа!

Последнее, что Магомед слышал, – это упругий свист ракеты. Потом разрыв где-то под кузовом подбросил их в воздух.

Пришел в себя Магомед в канаве от ощущения жара. Это горело топливо, текущее совсем рядом от его лица, настолько близко, что часть его бороды уже сгорела, и потрескалась кожа.

Магомед пополз, подтягиваясь только руками, ног он не чувствовал…

За спиной с треском рвались боеприпасы, догорала разбитая «НУРСами» и «ПТУРами» колонна…

Ему удалось заползти за низенький, сложенный из камней заборчик высотой человеку по колено, и обернуться. Он увидел, что грузовик, на котором он ехал, лежит на боку, а следующий за ним стоит на ободах, и пламя жадно лижет покрышки, кабину и кузов. Никто не сопротивлялся, он увидел то, что осталось от «Мерседеса», в котором ехал его амир. Трудно было опознать в этой горящей груде металла транспортное средство…

Самолеты уже ушли. Подняв голову, Магомед заметил в высоте едва заметный крестик – это беспилотник наблюдает и оценивает ущерб. Значит, это русские. Засекли колонну беспилотником и навели боевые самолеты. Самолетам не надо было искать цель: подкравшись на предельно низкой и ориентируясь на целеуказание беспилотника, они выпустили ракеты прежде, чем кто-то успел что-то предпринять…

Русские…

В стареньком, наспех брошенном доме он нашел несколько лепешек, и у него была вода во фляге. Там же он нашел одежду, чтобы переодеться. Винтовку он не нашел. Переодевшись в гражданское, он заковылял на юг, стараясь не упускать из виду дорогу, но и не приближаться к ней…

Пересечь никем не признанную границу было просто, тем более что он уже прилично знал язык и мог сойти за местного. На базаре пыльного маленького городишки он расспросил кое-кого и подошел к такси – довольно новой, но пыльной и побитой дорогами «Тойоте Камри» бело-красного цвета, как и положено для такси в Ираке. Водитель – плюгавый, усатый – опустил стекло.

– Махрабан… – сказал Магомед. Используя эту форму вместо «ас салам алейкум», он намекнул, что он не из этих.

– Махрабан, – настороженно ответил водитель.

– Везешь в Эрбил?

– Да, только пассажиров нет[71].

– Я куплю всю машину, если поможешь погрузить.

Водитель настороженно смотрел на пассажира – он его не знал и никогда до этого не видел, а размеры пассажира и следы от ожога на лице сами по себе внушали опасения. Арабов ростом больше метра девяносто не бывает. Но с другой стороны, мало ли кто… а пассажиры, которые всю машину выкупают, на дороге не валяются…

– Как будешь платить?

– У меня есть доллары.

Водитель прикинул. Один доллар стоил примерно тысячу двести иракских динаров по официальному курсу и полторы тысячи по рыночному.

– Двести.

– Пятьдесят.

Водитель покачал головой.

– Брат, не скупись. Мало кто едет в те края, там война недавно была.

– Я не скуплюсь, просто мне надо заработать. Я куплю рис и оставлю мешок тебе.

Водитель прикинул – все равно надо чем-то питаться. А этот, наверное, будет покупать по оптовой цене, ему выгоднее.

– Сто долларов. И два мешка.

Сошлись на восьмидесяти. И двух мешках.

Они пошли на базар, и там, в одном из торговых мест, торговец пожал руку Магомеда обеими руками, подчеркивая уважение к покупателю, и открыл дверь сорокафутового стального контейнера. Там ждали своего часа мешки с рисом, Магомед взял один мешок на одно плечо и другой на другое.

В одном из мешков ждала своего часа разобранная снайперская винтовка. В другом – пистолет «глок» с глушителем[72], очень популярный здесь…

В машину ушло аж четырнадцать мешков. Еще четыре привязали веревками к крыше и тронулись…

Водитель присматривался к пассажиру, но тот был молчалив, не сидел постоянно в телефоне и не требовал поставить религиозную музыку. Это заставляло проникнуться к нему доверием…

Дорога неспешно разматывалась под колеса «Тойоты» и сама по себе требовала разговора…

– Брат… – сказал он, – слышал, война тут была? – спросил водитель

– Слышал.

– Говорят, русские разбомбили колонны даиш[73].

…

– Это хорошо… Может, русские придут.

– А как же ислам? – спросил Магомед.