– Некоторые люди убивают друг друга за одну монету и говорят, что делают это ради веры в Господа. Не мной эти слова были сказаны, другим человеком, намного более умным, чем я. Попробую тебе объяснить. Матушка Ирина невероятно любила мужа, после его смерти для нее главным делом в жизни стало сохранить храм, где служили предки супруга. После похорон отца Владимира вдова ни пила, ни ела, только молилась, потом поехала в Москву. Для нее посещение столицы было сродни подвигу, матушка боялась большого города, ее жизнь проходила вокруг мужа и церкви, и она ведь добилась своего: отца Дионисия отправили в Бойск. Трудно нам понять, какой удар по психике получила тогда женщина. Сначала долгая болезнь отца Владимира, его медленное угасание, смерть обожаемого супруга, угроза закрытия храма, путешествие в Москву и… Победа! Матушка вернулась назад счастливая, она сутками у икон стояла, Господа благодарила за то, что он помог ей церковь сохранить. И вдруг! Все рухнуло. На пороге ее дома возник парень с младенцем.

Никита неожиданно взял меня за руку.

– Я исповедую прихожан, среди них и те, чья душа вот-вот покинет тело. Давно заметил: незадолго до смертного часа у некоторых людей случается невиданный прилив сил, как духовных, так и физических. И в момент тяжелых испытаний у многих людей, как перед смертью, происходит такой же всплеск. Матушка Ирина, поняв, что храм в связи с гибелью отца Дионисия точно закроют, в секунду придумала план, как спасти церковь. Она мне потом говорила: «Озарение Господь послал!» Но думаю, что в момент, когда она приехала к месту аварии, у нее уже некоторое время развивалось психиатрическое заболевание. Поселившись с ней в одном доме, я сначала не понимал, почему женщина иногда ведет себя странно, думал, у нее характер такой, сложный. Но потом, через несколько лет сообразил, что к чему, и привез к ней психиатра, не сказав, что мужчина врач, она никогда бы в этом случае не пошла с ним на контакт. Как все психически нестабильные люди, матушка Ирина была уверена в своей нормальности. По указанию доктора я стал давать ей таблетки, говорил, что они от артрита. Болезнь развивалась медленно, посторонние ничего не замечали. Матушка-то всегда была сурова, немногословна, то, что она вообще перестала почти разговаривать, никого не удивило. Некоторые поступки, которые она стала совершать, люди считали свидетельством ее истинной веры и глубочайшей религиозности. Под конец жизни она самобичеванием занималась… Я видел, как она страдает, пытался помочь и понимал: матушка Ирина тяжело больна, недуг, вероятно, начал развиваться сразу после смети отца Владимира и набирал силу. В момент, когда матушка Ирина приняла решение заменить Никитой Слоновым отца Дионисия, она уже была психически больна. Потому как, будучи в здравом разуме, ни один воцерковленный человек подобного поступка не совершит. Что же касаемо Филиппа Петровича и женщины, которая тоже поехала к месту аварии… За пару часов до кончины матушка рассказала мне всю правду. Это не было ее исповедью, просто разговор, поэтому могу раскрыть информацию. Когда Филипп, матушка Ирина и еще одна тетка примчались на место трагедии, мужчина сразу вытащил из машины мешок с деньгами, с драгоценностями, посмотрел на все и тихо сказал:

– За все это богатство можно сто машин купить, а я на одну никак не скоплю. Знаете, матушка, я вам помогу. Молчать всю жизнь стану, во мне не сомневайтесь, я никому правду не расскажу. Ради нашего храма, ради веры все сделаю.

Он говорил, говорил, говорил… Матушке Ирине стало все понятно, она пробормотала:

– Филипп Петрович, вы точно купите себе машину.

Тетка, услышав эти слова, поняла, что Ветров станет владельцем автомобиля, и завела свое:

– И я молчать стану. Пусть меня режут, огнем жгут, все ради сохранения нашего храма вытерплю. Но у меня мечта есть! Сарайчик с индейскими курочками. Уж так они мне нравятся, уж так нравятся, уж так нравятся, но дорогие, заразы. Денег у меня совсем нет.

Никита посмотрел мне прямо в глаза.

– Понимаешь?

– Да, – кивнула я, – за машину и индейских курочек Филипп Петрович и тетушка были готовы на все. Только эта их готовность с верой в Бога ничего общего не имела. Понятно. Матушка Ирина была психически больна, а ее помощники алчные люди, которые прятали свою жадность за красивыми словами о спасении храма. Но ты? Как решился изображать из себя священника? Я не верующая, но все равно, где-то в глубине души теплится огонек: а вдруг Бог существует? И это «а вдруг» удерживает меня теперь от некоторых поступков.

Никита усмехнулся.

– Сначала я ни о чем не тужил. Обрадовался, что матушка Ирина меня спрятала. Я боялся людей, которых мы обокрали, найди они Слонова, не снести глупцу голову. Убили бы сразу. Я решил в Бойске годок пересидеть, потом уехать. Денег было очень жаль, но я понимал: спрятать их от жены священника не сумею. По поводу обмана прихожан не страдал, да и сколько их на службе стояло? Три старухи? Ну а потом… Телевизора в избе нет, стал от скуки библиотеку отца Владимира изучать. Жил когда-то такой святой человек Иоанн Крестьянкин, его один раз спросили: «А как тому, кто в середине жизни воцерковиться захотел, к Богу-то прийти? Тяжело ведь сразу Литургию стоять, дома молиться, акафисты читать?» Он ответил: «Зачем сразу все? Потихонечку начинается. Сначала «Отче наш» просто почитал, недолго оно. Потом в церковь зашел, свечку поставил… Сел на лошадку и тюх-тюх, пошла она неспешно». Вот и я так, неспешно. А когда глаза открылись, отправился к одному настоятелю монастыря, рассказал ему все, покаялся, совета спросил, получил его и вот каждый день прошу Господа меня грешного помиловать. Ты знаешь плохое, что я совершил, но ты не знаешь меру моего раскаяния.

Я решила задать ему последний вопрос:

– Не боишься – вдруг тебя кто-то окликнет: «Никита, привет!»

Лисонька вздернула подбородок.

– Он мне ответил: «Много сил вложено в то, чтобы храм существовал, и здесь, в глуши, я не опасался, что кто-то сможет меня узнать. Ведь родных моих в живых не осталось, товарищи по группе погибли, на свете остались только ты, Людмила, ну и, вероятно, Фред. Я знал, что мы живем в разных мирах, и считал, что Господь не допустит нашей встречи. Но человеку не дано узнать Божий Промысел. Не смею тебя просить никогда никому ничего не рассказывать об этом нашем разговоре. Решать, как поступить, только тебе одной. Почему я все перед тобой открыл? У меня на то есть веская причина, но тебе незачем знать ее. Прощай». И он повернулся, чтобы уйти. А я вдруг произнесла:

– Астральное тело холостяка…

Сама не знаю, почему эту дурацкую фразу вспомнила. Он остановился и снова посмотрел на меня.

– Помню. Стыжусь. Раскаиваюсь. Прости меня, Людмила! За все прости!

Поклонился мне в ноги и пошел по дорожке.

Я сказала ему в спину:

– Не открою твою тайну, не беспокойся. Никита, ты так изменился, не узнаю тебя.

Священник обернулся со словами:

– Никита Слонов умер на шоссе. Я отец Дионисий.

Грибанова оперлась локтями о стол.