Серл нервно оглянулся, но голос его оставался спокойным.

– Я вспомнил некоторые детали разговора после того, как уменя появилась возможность его обдумать. Но это Хогарти действительно мнеговорил… Вы знаете, как это бывает. Вначале не помнишь, например, того, чтотебе сказали по телефону, и стараешься вспомнить разговор…

– Выйдя из дома Конвэя, вы сразу же направились вкруглосуточно работающий зал для игры в пул, – да или нет?

– Нет.

– Не сразу? – попросил уточнить адвокат.

– Нет.

– Сколько времени прошло с того момента, как вы вышли изквартиры Конвэя, до того, как вошли в зал?

– Сейчас я уже не помню. Думаю, минут пятнадцать-двадцать.

– А что вы делали в этот промежуток времени?

– Много чего, – угрюмо ответил Серл.

– Ну, например?

– Звонил по телефону.

– Кому?

– Другу.

– Кто этот друг?

Серл замолчал и выжидательно посмотрел на Киттеринга. Тотподнялся и сказал:

– Ваша честь, я протестую. Перекрестный допрос не можетвестись таким образом. Адвокат должен был проверить показания свидетеля толькона предмет правильности указанного им времени. Прошу отметить, что остальные вопросыв данном случае неуместны. Очевидно, дело защиты доказать, что телефонныйразговор состоялся после ухода Лидса, а дело обвинения – доказать обратное.

Судья Кнокс взглянул на Перри Мейсона.

– Я хотел бы, чтобы вы немного повременили с этим вопросом,адвокат, и для начала обосновали, что он имеет отношение к делу. Суду нехотелось бы ставить в неудобное положение непричастных к делу людей, оглашая ихимена, если без этого можно обойтись.

Мейсон по-прежнему корректно продолжил перекрестный допрос:

– А разве не факт, что, войдя в зал для игры в пул, высказали знакомым о своем намерении позвонить Конвэю в десять тридцать?

– Возможно, – неопределенно ответил Серл. – Я уже не помню.

– Может быть, вы им сказали неправду?

– Никому я не врал. Просто не вижу причин распространяться освоих делах перед партнерами по игре.

– Несмотря на то, что, войдя в игровой зал, вы знали, чтобудете звонить Биллу Хогарти, или Луи Конвэю, в десять часов, вы тем не менеесказали знакомым, что должны сделать это в десять тридцать? Это так?

– Да.

– А рассказывая первый раз эту историю окружному прокурору,вы не сказали ему, что звонили Конвэю в десять тридцать?

– Нет.

– Ваша честь! – вмешался Киттеринг. – Я хотел бы, чтобыубитого называли Хогарти, а не Конвэй. Это поможет избежать путаницы впротоколе, и…

Судья Кнокс его перебил:

– Пока у суда нет достаточных оснований, чтобы удовлетворитьвашу просьбу, господин помощник окружного прокурора.

Мейсон сказал таким тоном, будто говорил о чем-то совершеннонесущественном:

– А я думаю, здесь все в порядке. Я докажу, что егонастоящее имя – Хогарти, так что называйте его, как просит помощник прокурора.

– Очень хорошо, – заключил Киттеринг.

Судья Кнокс недовольно посмотрел на Перри Мейсона:

– Определение его личности может оказаться весьма полезнымдля установления мотивов преступления, адвокат.

– Верно! – беззаботно согласился Мейсон. – Я знаю, онутверждал, что некоторое время жил под именем Хогарти, и, если Киттеринг имеетдоказательства на этот счет, то я сэкономлю время на объяснениях.

– У меня есть такие доказательства, – заявил Киттеринг.

– Очень хорошо, – произнес судья Кнокс. – Продолжайтеперекрестный допрос, мистер Мейсон.

– Рассказывая первый раз свою историю окружному прокурору,вы сообщили ему, что звонили в десять часов?

– Я не упоминал времени.

– Понятно, – произнес адвокат, – вы сказали ему, что звонилиХогарти. Там вам объяснили, что необходимо назвать точное время. Если это былопосле десяти тридцати, то Олдена Лидса нельзя обвинить в убийстве. Это так?

– Да, между нами был разговор: я им что-то сказал, и они мнечто-то ответили.

– Они обратили ваше внимание на то, что необходимо точноустановить время до того, как вы сказали, когда звонили?

– Да.

– И сразу же сообразили, что это сулит вам некоторые выгоды,заявив, что у вас нет причин помогать людям, которые обыскивали вашу контору иарестовали вас по обвинению в уголовном преступлении, не так ли?

– Да, действительно. Я не испытывал к этим людям добрыхчувств.

– И один из офицеров службы окружного прокурора сказал, чтоэто можно урегулировать? – подсказал адвокат.

– Да. Он объяснил, что, если свидетель обвинения откажетсявыступать в суде, у него могут быть неприятности.

– Хорошо, – вздохнул Мейсон, – давайте снова вернемся ктому, что вы делали, выйдя из квартиры Хогарти. Вы сказали, что разговаривалипо телефону со своим другом. А не была ли этим другом официантка из ресторана«Домовая кухня» Хейзл Стикланд?

Лицо Серла выразило тревожное недоумение.

– Почему?.. Я…

– Не забывайте, – предупредил Мейсон, поднимая указательныйпалец, – что вы находитесь под присягой.

– Да, я звонил ей, но не в ресторан.

– И что вы ей сказали?

– Я протестую! – снова вмешался Киттеринг. – Вопроснеправомерный, несущественный и не имеет отношения к делу. Перекрестный допросведется неправильно.

– Протест принимается, – согласился судья Кнокс. –Устанавливайте время разговора, адвокат, его содержание выходит за рамкиперекрестного допроса.

– Ваша честь, я считаю, что это важно, – ответил Мейсон.

– А я – нет. Сейчас этот вопрос неуместен. Вы проводитеперекрестный допрос и, следовательно, имеете право задавать наводящие вопросы.Если полагаете, что тема так же важна, обоснуйте это.

Повернувшись к Серлу, Мейсон поинтересовался:

– Разве не правда, что вы попросили Хейзл Стикланд собратьвещи и уехать из города? Что вы ее встретите, дадите денег и все объясните?

– Аналогичный протест! – сказал Киттеринг.

Судья Кнокс хмуро посмотрел на Перри Мейсона: