– А второй че? Мокрый ведь.

– Не съемный он, – задрал штанину Корней.

У Прокопыча округлились глаза:

– Фу ты, ну ты – лапки гнуты! Так ты ишо и без ног?

– Без одной!

Старик взирал теперь на гостя с восхищением – одноногий, сивый, а такое замыслил!

– Осилишь ли? Не всякий здоровый такой путь одолеет.

– Так я хочу на упряжке. Говорят, на собачьей лучше всего.

– То правда – собаки не подведут, – согласился дед, докурив до ногтей цигарку.

– Не подскажете, где раздобыть их?

– У наших не взять – сами ездют. А вот у юкагиров может статься – оне ездют и на оленях, и на собаках… Погодь маненько, травки к цаю нащиплю – самовар поспел.

Встав, он почему-то вышел в другую дверь.

– Нил Прокопыч, зачем вам два выхода из дома? – полюбопытствовал скитник, когда тот вернулся с душистым букетиком.

– Неужто не в разум?

– Извините, что-то не соображу.

– Тута зимой как задует – наметает то с одной, то с другой стороны. Вот и ходишь, где снега помене. Оттого и внутрь оне отворяются. Иначе вдругоряд и не выйти.

С улицы донеслось гортанное пение.

– Похоже, как раз те, кто тебе нужон, пожаловали. Вельми любят оне поголосить. Пойду встречу.

Действительно, к избе подъезжал на упитанном ороне пустобородый темнолицый юкагир. На вид чуть больше сорока. Длинные черные волосы заплетены в косу, украшенную железной пряжкой. Он ехал на полуостров Лопатка – место летнего выпаса его оленьего стада. Сыновья уже с месяц как там. Благодаря ветрам на побережье меньше комаров, и пастбища богаче.

На станок, дав крюк в пару десятков километров (по северным понятиям – это не расстояние), Егоркан завернул к Прокопычу попить чай и обменяться последними новостями.

Спрыгнув с оленя, он отвернул книзу голенища легких непромокаемых сапог из рыбьей кожи – чтобы проветрились, и стал ловко выдавливать из покрытой бугорками шкуры животного беловатых личинок оводов. Бык при этом, вытянув губы, спокойно щипал траву. Набрав пригоршню, юкагир отправил излюбленное лакомство в рот. Прожевав, поинтересовался:

– Сусед, как еда?[62]

– Лонись[63] было шибче. Ноне на горло токо… Заходь в избу цай пить, дальний гость у меня, познакомлю.

После чаепития они раскурили трубки.

– Ну как табацек? – спросил Прокопыч, выпуская дым через нос.

– Хороший, продирает, – одобрил оленевод.

Курил он интересно – врастяг, с большими перерывами. Трубка почти затухала, но в последний момент он успевал затянуться в полную грудь и вновь нагнать жару.

– Его подарок, – кивнул Прокопыч на скитника. – Корнеем кличут. Представляешь, хотит без ноги дойтить до Чукотского Носу. Собачью упряжку ищет.

Егоркан вытаращил глаза:

– Как без ноги?!

– Корней, будь ласка, покажь.

Скитник неохотно приподнял штанину.

Потрясенный юкагир с жаром затряс ему руку.

– К моему отцу иди. Он поможет. Собаки у отца хорошие, работящие.

– Так они ж, поди, ему самому нужны.

– Не думай, он уже не ездит – старый. Дома сидит, оленя из кости режет. Мамонтову кость привезешь или камень, от которого сладко во рту, братом станешь.

– Где ж я ту кость возьму?

– По ярам смотри.

– Ну хорошо, найду я ее, а как все это понесу? У меня ведь еще и своего груза полно, – заволновался Корней.

Нил Прокопыч, сделав несколько глубоких затяжек, успокоил:

– Лодку дам. Вода щас кроткая, до стойбища за три дня всяко догребешь. Ночевать в станках можно.

– Нил Прокопыч, вы просто ангел-спаситель. Буду каждодневно молить Господа о вашем здравии.

– Енто лишнее. Матушка, Царствие ей небесное, все говаривала: «Каково тут житье, таково на том свете вытье. Потому помогай людям даже себе в ущерб».

– Оно так… А как я лодку-то верну?

– Попроси, когда кто вниз пойдет, штоб на бечеву взяли. Она легкая, не в тягость будет. Ежели меня не застанут, на берегу пусть оставят. Токмо накажи, штоб к кустам привязали – штоб не унесло, коли вода вздымется.

– Сказать скажу, только послушают ли?

– Не сумлевайся. Одулы, прости Господи, все никак не привыкну к новому, – юкагиры, народ отзывчивый – доставят, ежели с уважением попросишь. Оне народ добрый, приветистый. Всегда пригласят цаю откушать, а ежели хто в юрту войдет и цаю не попьет, обижаются. Когда у нас голодно, привезут без зову оленины и всего, што у самих есть. У них закон: людям помогать. Оне говорят, не поможешь, солнце печаль пошлет. Ну и мы им цаек, табацек, сахар припасем. Сами не покурим – им оставим.

Отобрав в груде выловленного Прокопычем плавника