– Нет никакого контракта.

– Документально, – кивает Джак. – Но в твоей-то голове он есть.

Глаза Рэйвена придирчиво сужаются:

– Так ты из этой своей книжонки, значит, всему научился?

– Да. Я готовился к тому, чтобы оказаться здесь. – Самоотверженность в его голосе бьёт ключом! – Я знаю всё о секторах и их обитателях, всё о сущностях Лимба, всё о том, как здесь надо выживать, чего опасаться, что есть, сколько спать. Знаю всё о перерождении и исчезновении памяти, об отметках «красного солнца», об отрядах, которые приходят за душами, о проводниках и древних, кочевниках и путниках… – Голос Джака понижается. – Я знаю и умею контролировать мысли и пользоваться материализацией – уже проверил. Я учился этому. Все семь лет я готовился к приходу в Лимб! Работал над собой, над разумом и самоконтролем. Я прочёл множество книг о загробной жизни, но ни в одной из них не описывалось ничего подобного. Это место… оно уникально! Теперь я понимаю это! Ты был прав!

– То есть ты готовился к тому, чтобы умереть и добровольно стать заблудшей в Лимбе, забытой всеми Богами, никому не нужной душой? – не сдерживаюсь, глядя на Джака взглядом полным абсурда.

– Я даже закрывал себя в морозильной камере! – с гордостью заявляет Джак.

– И судя по всему мозги отморозил, – посмеиваюсь от несуразности поступков этого идиота.

– Я изучал языки, – Джак вновь смотрит на мрачного Рэйвена глазами полными обожания. – Ты использовал множество разных языков, чтобы записать знания о Лимбе в свою летопись. Включая мёртвые языки: древнегреческий, церковнославянский, санскрит и даже те, которые я так и не смог расшифровать.

– Значит, ты не всё запомнил? – Рэйвен мрачнеет всё больше.

– Всё! – горячо заверяет Джак. – Я запомнил каждый иероглиф, каждый символ! Я проводил над летописью дни и ночи, практически не спал… Теперь… она в моей голове. Вот здесь.

– В твоей голове пусто, дурак, – голос Шоу звучит примерно также недоуменно, как мой.

– То есть… Алестер пришёл к тебе семь земных лет назад и отдал свою летопись для изучения? – А голос Рэйвена полон скептицизма.

– Ты и есть Алестер! – широко и благоговейно улыбается Джак. – Ты пришёл ко мне! Сказал, что когда придёт время мне нужно будет найти тебя на той – другой стороне. И вернуть все знания тебе. Вернуть тебе твою летопись.

– Зачем? – Вижу, как брови Рэйвена озадаченно выгибаются.

Джак усмехается в стиле «Что может быть проще?».

– За тем, что ты ничего не помнишь! За тем, что Лимб использует тебя! Это не первый твой срок на службе палачом, и Алестер не передавал тебе свои знания, уходя на покой… потому что ты и есть он. Ты и есть Алестер! Лимб никогда тебя не отпустит! У твоей души было шесть оболочек, но Лимб никогда не отпускал твою душу, как было договорено. Когда приходило время, как только условленный срок заканчивался, он выбирал для тебя новое тело, оставлял с тобой знания палача, а всё что ты помнил о себе, всё кем был, бесследно уничтожал. И только будучи Алестером на своём пятом сроке ты начал что-то подозревать. Что-то дало брешь в твоём сознании, что-то натолкнуло на мысли об обмане, точно не знаю что, и тогда… ты создал летопись своей памяти.

Джак замолкает, переводя дыхание, а Рэйвен в это время напоминает высушенную под солнцем гипсовую скульптуру без единых признаков жизни.

Не знаю для чего, встречаюсь взглядом с Шоу, и тот едва заметно качает головой, чтобы не вмешивалась. Чтобы сидела молча и не давала палачу повода срывать злость на мне. Очевидно – ещё чуть-чуть и чаша терпения Рэйвена будет переполнена. И в этот момент я хочу быть как можно дальше.

– Ты хочешь разорвать эту цепь, – негромко говорит Джак, подавшись вперёд, ближе к Рэйвену. – Ты велел мне вернуть тебе летопись, потому что там – на её страницах, есть все ответы. Ты оставил их для себя. Сказал, что если всё так, как ты думаешь, то… Лимб будет наказан. Ты… Рэйвен его накажет. Рэйвен – имя, написанное на последней странице. Следующее имя, что ты сам для себя выбрал. И это, – дрожащими от холода руками Джак поднимает футболку и демонстрирует большую татуировку на груди – отметку «спиралевидного солнца». – Ты сказал набить мне это. Сказал, что если не поверишь мне, показать её тебе. Точно такая же появляется на твоей спине во время поглощения анафем. Разве кто-то, будучи ещё живым, мог знать о чём-то подобном?..

Джак опускает футболку и вновь обнимает себя руками, ёжась от холода. А безмолвный стопор Рэйвена пугает меня всё больше и больше; как бы в Лимбе апокалипсис не наступил.

– У Алестера был план, – судорожно вздохнув, продолжает Джак. – У тебя, Рэйвен, был план, как положить всему этому конец. Потому что никогда… никогда Лимб не сдержит уговор и не отпустит твою душу на свободу. Лимб никого не отпускает. И уж тем более такого важного для него палача.

– И что же я запланировал? – Не могу разобрать тон голоса Рэйвена. Не могу понять его эмоции, да и есть ли они вообще. Не слышу злости, но и недоверия не слышу. Голос на иной частоте, где-то за гранью понимания.

– Не знаю, – качает головой Джак. – Я не нашёл ответ. Возможно он на тех страницах, что я не смог расшифровать.

– И как ты нашёл меня?

– Услышал, когда в Лютом городе о тебе говорили. Объявил себя изгоем и прибился к этим двоим, когда услышал, что они собираются на поиски этой прокажённой и проводника по имени Рэйвен. Хм. Я знал, что никакой ты не проводник, но молчал. Как ты и велел. Никому ни слова не сказал! И если бы знал, что телом того проводника овладела анафема, да я бы…

– И что я тебе пообещал, за то, что ты прикончишь себя и найдёшь меня в Лимбе? – резко перебивает Рэйвен, и вот я начинаю узнавать его тиранский голос.

Джак вновь улыбается так, словно солнце соизволило показаться из-за горизонта и одарить его своим теплом.

– Я буду твоим верным помощником, – глаза, как алмазы блестят в свете луны. – Правой рукой и преданным другом. Ты ни кому не дашь меня в обиду, Рэйвен, и никогда не забудешь той жертвы, которую я принёс ради тебя. Вместе мы сможем положить конец бесконечному обману над палачом Лимба. Вместе и до конца!

– Хм, – колкая улыбка медленно и опасно растягивается на губах Рэйвена, одновременно с гаснущей улыбкой Джака.

Шумно вздыхая, палач поднимается на ноги и вплотную приближается к парнишке, которому теперь