Джеральд Ли Оберн, секретарь президента, развалившись на шелковой кушетке перед визитерами, серебряными щипцами колол орехи пекан.

– …Сначала Франция уступила Испании территории на западе, – монотонно ворчал он, – а теперь испанские гранды заполучили и Новый Орлеан в обмен на лакомые для французов титулы. Королевская семья раздирает наш континент жирными пальцами, использует как разменную монету. Всех кормят наши меха, табак, серебро. Всех, кроме нас.

Дюран отрыл бумажник и вынул письмо с красной печатью Наполеона Бонапарта.

– К счастью, скоро все разочарования останутся позади, секретарь Оберн, – и он передал послание Оберну. – Это следует незамедлительно доставить вашему президенту Куперу. Здесь изложены окончательные условия покупки Нового Орлеана, включая… – посланник широко улыбнулся перед тем, как сообщить хорошую новость, – …все территории Луизианы. Запад, наконец, станет вашим.

Оберн склонился над пустеющей вазочкой с пеканами, выбирая орех. Не такой реакции ожидал от него посланник.

Вертолет прочистил горло.

– Вы слышите? Ваш Конгресс может купить столь дорогой вам Запад! За один день территория вашей страны удвоится. Вы сможете проехать от Атлантики до испанской Калифорнии, оставаясь в границах Объединенных Штатов!

На Оберна это не произвело впечатления.

– Я родился в такой бедной семье, что на Рождество мы вместо праздника белили могильные столбы за домом. – Оберн сделал паузу, чтобы выковырять застрявший в зубах кусочек пекана. – Семерых моих братьев и сестер зарыли в землю, как кукурузные початки. Потом от взрыва на заводе погибли отец и старший брат. Но я пережил и лихорадку, и голод, и долговую яму – и теперь сам владею тем самым оружейным заводом и еще пятью.

– У вас есть все основания гордиться. – Вертолет потер губы, как будто они онемели. – Вы образец американского предпринимателя.

– Это скромное поместье, – Оберн широким жестом обвел люстру и мраморную статую Афродиты в углу, – заработано на продаже хорошего оружия. Надежных ружей.

– Похвально, сэр, но при чем здесь…

– Я не родился богатым, – сказал Оберн, – я вырвал богатство из зубов безжалостного мира. Трудолюбивый человек видит спрос и удовлетворяет его. А богатый человек этот спрос создает. Скажу прямо, ваш император в отчаянном положении.

Дюран закашлялся и покраснел.

– Не думаете ли вы, что мы будем молча слушать, как вы бесчестите…

Щелк! Треск расколотого ореха заставил посланников вздрогнуть.

– Наполеону Бонапарту нужны деньги, чтобы финансировать свои войны в Европе, и нужны они ему прямо сейчас, – продолжил секретарь Оберн. – Он, фигурально выражаясь, не может дождаться, пока подрастет табак. Его намерению построить дворец в Эспаньоле помешало восстание рабов. Вот он и решил продать свои колонии в Новом Свете, чтобы сохранить свой трон во Франции. Британцы контролируют моря. Он сейчас не в том положении, чтобы торговаться.

Вертолет прижал руки к груди.

– Не могу с вами согласиться.

– Слушайте, друзья, – Оберн засмеялся. – Лучше объясните мне, как это вы, французы, так быстро заселили Луизиану?

– Наши переговоры с индейцами…

– Я говорю не об этих грязеедах, с которыми вы торгуетесь за бусы, – Оберн с грохотом положил щипцы, – я веду речь о самих поселенцах. Их очень много! Наши трудолюбивые первопроходцы ютятся в землянках, а ваши строят трехэтажные виллы из европейского дуба. А теперь скажите мне, откуда бревна? Откуда поселенцы? У вас нет выхода к морю, нет портов, – Оберн пристально посмотрел на посланников. – И караванов с севера здесь нет. Так как же ему это удается?

– Кому?

– Бонапарту! Как он заселяет внутренние области нашего континента?

Дюран снова прочистил горло, но голос его остался хриплым.

– Наши коммерческие тайны, видите ли…

– Дело не в коммерческих тайнах, – прошипел Оберн. – Дело в диковине! Ваши солдаты и поселенцы все на одно лицо. Я уверен, что все они каким-то образом отлиты в одной форме, размножены на манер гипсовых бюстов. Уверен, что таким же образом вы приумножаете древесину и специи. Ну, скажите мне, что я неправ!

Посланники обменялись тревожными взглядами. Вертолет встал и поправил пальто.

– Отныне мы будем общаться с президентом Купером напрямую… – но тут у него подкосились ноги. Посланник упал на пол, как подкошенный.

Оберн даже не двинулся, чтобы помочь. Дюран попытался подняться, но лишь дрожал, сидя на стуле.

Тщетно посланники оглядывались на дверь в ожидании помощи. Они поняли, что отравлены.

– Traîtrise[4]! Вы решили развязать войну, – простонал Дюран. – Из-за диковины?

– Весь мир наблюдал, как ваш коротышка император захватывал страну за страной, на какие только падал его жадный взгляд, – ответил Оберн. – Его победы неправдоподобны. Могли ли мы чувствовать себя в безопасности и жить, не опасаясь вторжения, не узнав его секрета? И какая нам польза от владения территориями, если французы и впредь будут размножаться! Да вы через несколько лет сможете вернуть себе Луизиану. Джентльмены, я патриот, и мне не нужно ничего, кроме безопасности моей страны. В любом случае я владелец оружейных заводов. Небольшая перестрелка полезна для бизнеса.

– Но вы не можете убить двух посланников Новой Франции и рассчитывать…

– О, нет, не двоих, – перебил Оберн. – Один из вас останется в живых, – секретарь извлек откуда-то крохотный флакончик с ярко-голубым порошком. – У меня есть противоядие. Один из вас одумается и расскажет мне все о диковинах Бонапарта. Другой через несколько минут умрет. Ну, решайте, кто это будет?

* * *

Клевер поморгала, прогоняя видение. Она поняла, что стоит, прислонившись к позолоченной пушке, и так сильно дрожит от гнева, что стучат зубы. Секрет, заползший в ее голову, прогнал всю ту ложь, которую ей рассказывали с детства. Луизианскую войну начал не Наполеон Бонапарт. Это был Оберн. В отместку за пропавших без вести посланников французы захватили грузовые суда на Миссисипи. Конгресс направил туда войска, чтобы вернуть их, и Новый Свет был ввергнут в хаос. И столкнул его туда Оберн, который нажился на продаже оружия и разбогател до того, как был избран сенатором.

Но план Оберна завоевать луизианские территории не сработал. Когда войска ОША двинулись на запад, они обнаружили укрепленные французские форты и множество хорошо вооруженных и накормленных солдат. Четыре года длилась Луизианская война, погубившая тысячи жизней и разорившая страну.

Эта правда оказалась слишком тяжелой для измученной девочки, и, пытаясь ее переварить, Клевер какое-то время раскачивалась, опустившись на колени. Наконец она взяла себя в руки. Необходимо было убедиться, что больше никакой секрет не собирается сбежать. Крепко зажмурив глаза, она сунула руку в Шляпу Кобальта и вслепую пробежала пальцами по влажному ворсу. Беглецов, скрывающихся у края, она не нашла, зато почувствовала, что в глубине что-то нетерпеливо плещется, словно карп, выпрашивающий крошку хлеба. Руку окутало тепло, словно она погрузилась в горячую ванну, а шепот стал громче. Вскрикнув, Клевер выдернула руку и замерла. Рука была чистой. Шляпа не шевелилась. Тогда она перевернула ее и постучала по донышку. Оттуда больше ничего не выпало. Вряд ли Шляпа была пуста, но она, наконец, справилась и удерживала свои секреты.