Родители хорошо зарабатывали, семья имела весьнабор обеспеченного советского человека: просторную, четырехкомнатную квартиру,дачу, машину и продуктовый паек. Игорь Гостев занимал некий пост на режимномпредприятии, вроде был ученым секретарем. Однако, где работал папа, что онделал, Мадлен совершенно не волновало. Она знала лишь одно: ее отец – гений. Обэтом ей часто говорила мама, именно в таких словах: отец – гений.

Можно, конечно, обвинить Мадлен в эгоизме, но,скажите честно, кто в четырнадцать лет знает детали о работе родителей? Хорошо,если подростки правильно назовут место службы предков, абсолютное большинствошкольников ответит обтекаемо: «Папа, он, того, ну, в общем, в конторе сидит, амама детей учит».

Мадлен попросту не задумывалась о родителях.Они имелись и должны были существовать всегда, как солнце, небо, звезды. Мы жев курсе, что когда-нибудь наша Вселенная исчезнет, но об этой перспективе неразмышляет никто, кроме, может быть, узкой категории специалистов. Вот и Мадо,ясное дело, знала: папа и мама смертны, но то, что они на самом делекогда-нибудь уйдут из жизни, девочке не приходило в голову. Она наивнополагала, что счастье продлится вечно. Да и не казалась ей ее жизнь особоудачной – на Мадо свалилась безответная любовь к однокласснику, и мирпредставал перед ней в черно-фиолетовом цвете.

В мае месяце, двадцатого числа, Мадлен в самомотвратительном настроении плелась из школы домой. Предстоящие летние каникулыне радовали. Первого июня они с мамой уедут на дачу, и прощай, любовь. Целыхтри месяца Мадо не увидит своего Ромео, пусть он и не обращает никакоговнимания на Джульетту, но все равно хорошо было даже находиться с ним рядом,можно наблюдать за ним исподтишка.

Еле сдерживая слезы, Мадо добралась до роднойквартиры, всунула ключ в замочную скважину и удивилась: дверь оказаласьнезапертой, просто прикрытой. Девочка не насторожилась, ей вообще не былосвойственно думать о плохом. Наверное, мама забыла запереть замок.Нехарактерное поведение для Вероники, но ведь всякое случается. Мадлен снялатуфли, помыла руки и крича: «Я пришла!» – отправилась искать маму.

Квартира у Гостевых была, по советскимпонятиям, огромная, около двухсот квадратных метров. Четыре комнаты и кухняразделялись длинными, извилистыми коридорами, стены которых занималибесконечные шкафы с книгами.

Не обнаружив маму ни на кухне, ни в гостиной,ни в спальне, ни даже в своей комнате, которую в семье по привычке называлидетской, Мадо подошла к двери отцовского кабинета и остановилась около тяжелойдубовой створки. Не то, чтобы папа запрещал заходить туда, Мадо не раз бывала вкабинете и великолепно знала его внутреннее убранство: сплошные стеллажи столстыми томами, письменный стол, пара кресел и кожаный диван. Но папочке неочень нравилось, если к нему врывались без спроса. И еще он не любил, когдаМадо в отсутствие родителей рылась в письменном столе, а ей в детстве из любопытстванравилось заглядывать в ящики.

Школьница постучала по филенке.

– Мам, ты тут?

Никакого ответа.

– Пап, мама здесь? – на всякийслучай поинтересовалась Мадлен и, решив, что соблюла все приличия, потянуладверь на себя.

Увиденная картина ошеломила. Всегда аккуратноприбранная комната была разгромлена, повсюду валялись порванные, скомканныебумаги, книги, ручки, карандаши. Содержимое ящиков письменного стола лежало наковре, который почему-то из нежно-зеленого стал местами бордовым. Но большевсего Мадо поразили стеллажи. Один отсек с книжными полками оказалсянепостижимым образом отодвинут в сторону, а в том месте, где он обычнонаходился, зияла ниша. Плохо понимая, что случилось, Мадо решила заглянутьтуда, для этого ей надо было обойти двухтумбовый, похожий на танк стол, которыйстоял в самом центре кабинета. Школьница обогнула рабочее место папы и увиделадва тела. Ника и Игорь лежали скрючившись, а вокруг темнели бордовые пятна.

Дальнейшее помнилось Мадлен смутно. Вроде онабросилась к родителям, попыталась обнять маму, потом закричала. Откуда нивозьмись появились двое мужчин, которые начали приближаться. И только тут додевочки дошло: в квартире грабители, они убили маму с папой, а сейчас хотятубить и ее.

Завизжав от ужаса, Мадлен вскочила в нишу идернула за стеллаж. Полки неожиданно послушно встали на место, в шкафу-тайникевоцарилась темнота и тишина. Девочка ощутила себя в безопасности и внезапнопотеряла сознание.

Потом была больница, в которой она провеламного времени. Затем осиротевшую Мадлен поместили в интернат. Что может бытьхуже для домашнего, избалованного ребенка, чем оказаться на попечениигосударства? Да еще детдом Мадо попался неудачный – там откровенно травили тех,кто отличался от членов стаи. Гостевой доставалось ото всех: от учителей,воспитателей и одноклассников. Каждый норовил при любой возможности напомнить:«Тут тебе не дома, нечего выпендриваться, профессорская дочка».

Мадлен затаилась. Она понимала, что нужнопросто перетерпеть какое-то время, и она снова окажется дома. Девочка знала: винтернате держат лишь до получения паспорта, а потом вали на все четырестороны, дальше живи самостоятельно. Но у Мадо имелась квартира, которую никтоне мог забрать, и еще была няня Настя. Анастасия жила в скромной однушке околоГостевых и помогала Веронике по хозяйству. После несчастья с родителями Настяне бросила Мадо – приходила к девочке в больницу, а потом навещала в детдоме.

– Забери меня отсюда, – однаждызаплакала Мадлен на плече у бывшей домработницы и няни.

Анастасия горестно вздохнула.

– Так уж пыталась. Не дают!

– Почему? – захлюпала носом Мадо.

– Не подхожу на роль приемнойматери, – пояснила Настя. – Во-первых, не замужем, во-вторых, малозарабатываю. Ничего, тебе не долго осталось, вернешься домой, я вроде теткитебе стану, никто нам не указ будет. Потерпи, Мадюня, сцепи зубы…

Школьница послушалась Настю и с достоинствомвынесла все испытания. А их было много. Кроме неприятностей в детдоме, имелисьеще другие малоприятные вещи. Милиция активно вела поиск убийц Гостевых, иМадлен часто вызывали к следователям. Те каждый раз были новыми, незнакомыми,но вопросы они по большей части задавали одинаковые: расскажи, что увидела втот день; говорил ли папа раньше о тайнике: где он работал, чем занимался, кудаклал документы; обсуждали ли мама и папа дома служебные дела…

Мадлен ощущала себя полнейшей идиоткой, потомучто на большую часть вопросов вынуждена была отвечать «нет». Очень некомфортнопонимать, что ты ничего не знаешь о жизни родителей. Но сотрудники милицииМадлен не осуждали. Более того, в глазах некоторых из них мелькала откровеннаяжалость, многие следователи угощали сироту конфетами и бутербродами.