– А кто здесь сын? – не понял я.

– Мы – сын, а Бог – отец. Мы задолжали Богу и не можем выплатить долг сами. Поэтому Он, в милосердии Своем, Сам платит по нашим счетам. Возмездие за грех – смерть; и Он умер за нас, чтобы свести счет.

Я молчал, потягивая смузи.

– Дэвид, кажется, я понимаю, о чем ты, – прозвучал в наступившей тишине негромкий мягкий голос Зака. – Поскольку наши грехи – против Бога, Бог имеет право нас простить. А если Иисус – Бог, то Иисус может заплатить за наши грехи.

– Да, можно и так сказать, – немного подумав, ответил Дэвид.

Но меня это не убедило:

– И все же это не объясняет, как один человек может расплатиться за грехи всего человечества.

– Набиль, ты опять забываешь, что здесь у нас не «один человек». Это Бог! Он не оплачивает долг в триллионы долларов одним долларом – он их оплачивает неисчерпаемым банковским счетом! Жизнь Бога стоит неизмеримо больше, чем все прочие жизни во Вселенной, вместе взятые. И смерть Его с лихвой заплатила за все смерти, которых мы заслуживаем.

Я бросил взгляд на Зака, надеясь на поддержку. Тот ответил мне бесстрастным взглядом, как бы говоря: «Твой ход». Я собрался с мыслями.

– Хорошо, Дэвид, но с этим есть еще одна проблема. Ты все время исходишь из того, что, если человек согрешил, за это он должен умереть. Откуда ты это взял?

– Из Библии. Послание к Римлянам, 6:23.

Меня всегда впечатляло, но и раздражало то, с какой легкостью Дэвид подкреплял свои слова библейскими стихами. Сам я не умел подкреплять исламское учение ссылками: большую часть всего, что знал, я получил от своих наставников, а они ссылки не использовали. Однако сейчас ссылка на Библию лишь обострила наше несогласие.

– Честно говоря, мне плевать, что говорит об этом Библия. В этом просто нет смысла! Что это за судья, который за самое ничтожное преступление и за самое ужасное приговаривает к одному наказанию? Просто подумай об этом. Представь: тебя привлекли к суду за то, что ты перешел улицу на красный свет. А рядом судят парня, который кого-нибудь изнасиловал и убил. Его признают виновным и казнят. И тебя признают виновным в нарушении правил дорожного движения – и тоже казнят! Это не просто несправедливо: это жестокий, даже, может быть, садистский суд!

Этот аргумент шел не только от ума моего, но и от сердца. Я знал, что я грешник. Не раз случалось, что я восставал против заповедей Божьих и предпочитал свой путь Его воле. Но мусульмане верят, что для спасения достаточно совершить больше добрых дел, чем злых – и поэтому мои грехи не слишком меня отягощали. Да, иногда я грешу, но в целом баланс складывается в мою пользу. Грешить, конечно, плохо – но не смертельно.

Но если верно, что грехи настолько разрушительны, что любой из них ведет в ад – что же мне остается? Верно, Аллах может смилостивиться надо мной: но в Коране сказано, что Аллах не любит грешников. С чего Ему проявлять ко мне милосердие?

Должно быть, Дэвид догадался, как важен для меня этот вопрос, и поэтому заговорил о самой сути дела. Покачав головою, он начал серьезно:

– Набиль, ты все еще смотришь на христианское учение с точки зрения ислама. Христианство учит нас, что грех – это страшная разрушительная сила, что он уродует души и уничтожает миры. Словно раковая опухоль, он постепенно пожирает все. Вот почему наш мир из прекрасного Эдемского сада превратился в то мрачное, жестокое место, что видим мы теперь вокруг себя. И ты думаешь, Бог допустит чему-то из этой мерзости попасть на небеса? Конечно, нет! Если небеса – место совершенства, то там по определению не может быть грешников. Никаких. Никогда.

Последние слова его повисли в воздухе. После нескольких мгновений тяжелого, мрачного молчания я спросил:

– Дэвид, но на что же нам тогда надеяться?

– Только на милосердие Божье, – ободряюще улыбнулся Дэвид.

– Но почему Он будет ко мне милосерден?

– Потому что любит тебя.

– А почему Бог станет любить меня, грешника?

– Потому что Он твой Отец.

Эти слова Дэвида поразили меня до глубины души. Я слышал, что христиане называют Бога «Отцом», но никогда до сих пор это не вызывало во мне ни понимания, ни живого отклика. Лишь сейчас, когда я попытался понять, зачем Богу являть мне милость, которой я не заслуживаю – передо мной словно вспыхнул свет, и все прояснилось.

Я молчал, не в силах заговорить. Все, что я слышал до сих пор, обрело новый смысл. Разве я когда-нибудь спрашивал, почему Абба любит меня? Он просто любит – и любил меня со дня рождения, с того дня, когда прочитал мне на ухо адан, и будет любить, что бы я ни натворил. Потому что он мой отец. А я никогда не сомневался и не усомнюсь в его любви и щедрости ко мне – не потому, что чем-то это заслужил, а потому, что я его сын.

Так вот как Бог любит меня? Неужели это правда?! Может ли Бог быть таким щедрым, таким любящим?

В этот миг я как будто впервые встретился со своим Небесным Отцом. Стоило мне осознать глубину своей греховности – и вот, Его прощение и любовь были уже рядом. Этот Бог – Бог Благой Вести христиан – был прекрасен. Учение о нем заворожило меня. И ум, и сердце мои были взяты в плен; в этот миг в них начался переворот, приведший к огромным последствиям.

Более подробно о Благой Вести в свете возражений мусульман читайте в книге «Нет Бога, кроме Единого» (No God but One), часть 1: «Шариат или Евангелие: два разных решения».

Мы втроем вышли из кафе «Тропический смузи», сели ко мне в машину и направились обратно в кампус. За рулем я пытался переварить то, что только что осознал. Как будто последняя бороздка ключа встала на место, щелкнул замок, и передо мной отворилась дверь в какой-то новый мир, который только предстояло увидеть и постичь.

Дэвид, видимо, почувствовав, что я погружен в размышления, не трогал меня и разговаривал только с Заком, однако так, чтобы я мог присоединиться, если захочу.

– Так что же, Зак, – начал он, – как тебе доводы в пользу христианства в сравнении с доводами в пользу буддизма?

Зак уже побывал вместе с Дэвидом на одном из собраний «религиозной сборной» у Майка, и такие вопросы были ему не в диковинку.

– Не совсем верно так ставить вопрос, – отвечал он с заднего сиденья. – Доводов в пользу буддизма не существует, потому что буддизм – не объективная истина. Это путь, который ты выбираешь и по которому идешь. Я следую этому пути из-за медитаций; но никого не стану убеждать, что он должен пойти за мной или что на этом пути он найдет «истину» – в каком бы то ни было смысле. Христианство в этом плане уникально. Оно строится на объективном факте, который может быть истинным или ложным: либо Иисус умер и воскрес из мертвых, либо нет. Такую религию можно защищать рациональными доводами.