Время тянулось. Еще несколько раз в сопровождении защитника приходили следователи, всегда разные, задавали одни и те же вопросы, потом исчезали на несколько дней. Ко мне по-прежнему никого не пускали. Защитник говорил, что надо набраться терпения, по моему делу был направлен запрос в столицу, И как только придет ответ, будет вынесено то или иное решение. Я ждала. Единственное, что изменилось, в мою камеру принесли светильник.

То ли следователи пришли к выводу, что при свече работать не удобно, то ли помогло обращение к руководству, но читать и писать мне было много проще. И я пользовалась этим, перечитывая все, что передавали мне из дома или находилось в тюремной библиотеке.

Я успела понять, что мой защитник в принципе нормальный мужчина, просто не любит подобные заведомо провальные дела. Вообще, работал он больше не с заключенными, а по финансовой части, но в моем случае никто не хотел браться за дело добровольно, и жребий пал на него. Что мне нравилось в этом человеке больше всего — он ничего не обещал. Ни того, что меня ждет каторга или что хуже, ни того, что я обязательно выйду на свободу. Просто был честен — все зависит от бумаг из столицы и того, что именно я решу сказать на суде. И я думала. Потому что, расскажи я, что лорд Дарвен делал за границей, и пойду под суд за разглашение государственной тайны. А там уже однозначно меня ждала виселица.

Но бесконечно мое заключение продолжаться не могло. В один не слишком прекрасный день мой защитник сообщил:

— Заседание суда состоится через три дня. На запрос из столицы пришел ответ, что без личного одобрения его величества они не могут предоставить нужную нам информацию, а король в отъезде. С твоим лордом и его заклятым приятелем тоже не удалось связаться. Прости, я тянул время сколько мог, но судья хочет разобраться во всем до зимнего карнавала.

Я вздохнула. Потом встала, прошла по камере. Несколько шагов в одну сторону, несколько в другую. Остановилась напротив оконца и подняла голову. Небо было синее-синее, какое бывает только осенью, в те дни, когда ночью уже подмораживает, а днем еще припекает. И ни одного облачка.

— Хорошо, — как только голос не дрогнул. — Я подумаю, что можно будет рассказать, чтобы хотя бы избежать казни. А потом родители и братья найдут и лорда Дарвена и маркиза фон Ворсета, даже если придется доставать их из-под земли.

— Держись, дорогая, — мужчина подошел и потрепал меня по плечу. — Мы еще попробуем повоевать за тебя.

Я кивнула. Да, я еще повоюю за свою жизнь. Рассказать, при каких обстоятельствах я познакомилась, а затем распрощалась с женщиной, заявившей на меня, я смогу. А жестокое обращение с детьми у нас тоже подсудное дело.

Несмотря на предупреждение защитника, несколько наших мозговых штурмов, попытки предугадать, какие могут быть вопросы, и мои прикидки, какие моменты из всей истории я могу рассказать, уверенности, что из зала суда меня не отправят в камеру смертников, не было. Напротив, с каждым часом мне становилось все хуже. Страх парализовал, не давал спать. Пропал аппетит, и я давилась тюремной едой, чтобы на заседании не упасть в обморок. И ничего не могла с собой сделать, потому что понимала, без поддержки от лорда Дарвена или маркиза фон Ворсета меня осудят.

Меня трясло, когда я переодевалась в чистое платье в день заседания. Пока меня везли к зданию суда, я с трудом сдерживалась, чтобы не начать грызть ногти. Во время ожидания в специальной комнате я ходила туда-сюда, потому что не могла сидеть на одном месте, и двигаться казалось хорошей идеей. Но когда меня ввели в зал, я почувствовала неожиданные спокойствие и уверенность. Что бы ни было в итоге, я не буду жалеть ни об одной минутке, проведенной с Кристофом и Винченцо.

Оглядевшись, с трудом увидела братьев. Отец, скорее всего, был на работе, а маме не с кем оставить остальных детей. Для участия в заседании они слишком малы. И, я могла поспорить с кем угодно, даже не знают, что у старшей сестры неприятности.

Потом началась стандартная, надо полагать, процедура. Публике представляли участников процесса: обвинитель, защитник, помощники судьи, обвиняемая, то есть я. Последним произнесли имя судьи. Поднялась вместе со всеми, когда в зал вошел энергичный подтянутый мужчина лет сорока. Потом так же опустилась на свое место, когда позволили. Все это как-то отстраненно, механически, словно была марионеткой, которой кукловод указывал, что делать.

— Слушается дело, — заговорил судья, и у меня пробежала по телу дрожь от его бархатистого голоса. Что он забыл в суде? С таким голосом его бы быстро прибрал к рукам столичный королевский театр.

Дальше я почти не вслушивалась. По протоколу сначала судья кратко изложил суть дела, потом передал слово обвинителю. Тот пересказал суть грядущего процесса, но вместе с тем упирал, что я находилась за пределами страны с неизвестным мужчиной, в компании которого втиралась в общество аристократии с неизвестными целями. После моему защитнику позволили высказать нашу позицию.

— Ваша часть, — он чуть поклонился судье, — как уже было сказано моей подопечной, она находилась в качестве няни при известной особе. Моя подзащитная не скрывает, что лицо, кое она сопровождала, само сделало ей это предложение. Более того, мисс Блау не раз повторяла, что не имеет права без соответственного дозволения рассказывать о деталях своего пребывания в другой стране. Поэтому данный процесс представляет определенную сложность в установлении виновности или невиновности обвиняемой.

Он снова чуть поклонился, что явно нравилось судье, после чего опустился на свое место рядом со мной.

— Все хорошо, Лорена, я нашел способ доказать, что вы были там с лордом Дарвеном. А дальше пусть они сами вызывают его в суд. А этой кормилице я устрою показательную трепку.

Я промолчала. Боевой задор моего защитника как-то не передавался. А вот уверенность, с которой я вошла в зал, начала плавно таять. Между тем, вызвали первого свидетеля обвинения. Это была одна из соседок, которую я иногда встречала на улице. Нашу семью она явно не любила, постоянно жаловалась на шум от детей. На вопросы обвинителя она отвечала уверенно, с каким-то вызовом, вот только ничего по делу сказать не смогла. Переезд не является преступлением, а то, что у меня шумные младшие братья и сестра к делу не относится. Иных нареканий к нашей семье у нее не было.

После зачитали несколько письменных показаний от людей, которые могли знать меня по прежнему месту проживания, но, опять же, ничего существенного сказано не было. Они лишь подтвердили, что я устроилась на работу к лорду Дарвену, потом уехала куда-то, но ничего по сути дела сказать опять же не смогли. Даже миссис Донат, которая, как мне всегда казалось, считала остальных людьми низшего сорта, сообщила, что я хороший специалист, прекрасно нахожу общий язык с детьми любого возраста, и в целом достойная уважения подданная его величества.

Обвинитель морщился. По лицу судьи ничего нельзя было сказать. Мой защитник сохранял спокойствие. А я поняла, что у них нет на меня ничего, кроме показаний бывшей кормилицы Винченцо. И это — месть. Месть за то, что лишила ее легкого заработка. В таком случае, шансы мои высоки. Вот если они успели встретиться с кем — то еще, тогда все намного хуже.