Доронин повторяет фразу: «Чует моё сердце». Долго молчит. «Вы, Григорьев, меня не слышите», – обращается он к Константину Ивановичу. Тот встрепенулся, освобождаясь от предыдущих, тяжких раздумий. «Константин Иванович, вы где? – Доронин уже сердится. «Да, да. Я весь внимание», – отзывается старший ревизор.

Константин Иванович впервые слышит от начальника обращение к себе по имени и отчеству. «Ох, не к добру это», – тревожные мысли лезут в башку старшему ревизору.

А начальник смотрит на него и будто не решается посвящать подчинённого в какие-то служебные тайны. Наконец, тяжело вздохнув, говорит, – «Грязное дело предстоит Вам разобрать, Константин Иванович».

Тягостное молчание повисло в комнате. «Вот и меня, как того бухгалтера-еврея бросят на жертвенный костёр», – с какой-то гнетущей безнадёжностью размышляет Константин Иванович.

– Гастроном номер один. Снабжает продуктами питания обкомы, секретарей райкомов. Экономическое управление НКВД – оттуда и сигнал, – Доронин пристально смотрит на Григорьева. Константин Иванович уже не выдерживает напряжения. Почти кричит:

– Дмитрий Петрович, товарищ Доронин! Там проблемы?? – Константин Иванович кивает куда-то вверх.

Доронин облегчённо вздыхает:

– Наконец-то. Хоть и не с полслова, но Вы поняли. Красноперекопский и Заволжский райкомы. Итак – гастроном номер один. Была плановая проверка. По документам всё, вроде, сходится. Но… – Доронин опять замолчал. Потом как бы, нехотя, проговорил – из обкома был звонок. От самого Ларионова Алексея Николаевича[26].

Заметив, что это имя не произвело должного впечатления на подчинённого, раздосадовано скривился. Константин Иванович вдруг стал спокоен. Что-то от меня им нужно, решил он. Кто такой Ларионов, прожив в Ярославле чуть более полугода, он не знал. Да и зачем? Есть у нас товарищ Сталин. И Лаврентий Павлович Берия. Кого боимся, того и знаем.

– Значит, делаем так. Внеплановая проверка. Тут нужно ваше профессиональное чутьё. Заметили что-то, не подавать вида. И я надеюсь, что заметите. Но директора не пугать. Будет предлагать презенты – берите. Порфирьева, Вашего помощника, я предупрежу, – заканчивает Доронин с видимым облегчением. Всё объяснил подчинённому, ничего не объяснив.

Константин Иванович выходит из кабинета начальника, ухмыляется, что удачно сыграл под дурачка. Пусть они разыгрывают хитрые операции.

«Из экономического управления НКВД, видите ли – сигнал. Из обкома – звонок», – явно, кто-то наверху стал неугоден, но у всех рыло в пушку. Ситуация до боли знакомая по последним годам жизни в Гаврилов-Яме. И тут же стало страшно: «Я опять буду знать что-то лишнее. Опять Исаак Перельман будет сниться всю ночь».

Всё было задумано, как военная операция. В качестве диверсантов в тыл противника будут засланы три ревизора. «На войне, как на войне», – одобрил Доронин предложенный старшим ревизором Григорьевым план операции.

Ровно в десять утра Константин Иванович и Семён подошли к гастроному № 1. В это же время, а именно в десять утра, «диверсанты», находившиеся на территории гастронома, должны были предъявить свои полномочия и опечатать склады пищевых продуктов. Всё это, должно было, по мнению организаторов внеплановой проверки, вызвать панику и растерянность в «стане врага».

И опять вспомнилось Доронинское: «На войне, как на войне».

На дверях гастронома уже висело объявление: «Переучёт». Значит, засланные «диверсанты» сработали «на пять».

У входа в гастроном стояла толпа недовольных граждан. «Неделю назад был переучёт. И опять переучёт. Поди, что-то выбросили из свежей жратвы. Вот и переучёт, чтоб начальство хапнуло», – эти фразы ежеминутно звучали среди возмущённых людей. Шум толпы вдруг прорезал женский крик: «Как же? Сегодня конец месяца. А у меня карточки не отоварены». Константин Иванович сказал Семёну: «Ей бы надо помочь». Семен подошёл к женщине, шепнул ей на ухо. Та радостно заулыбалось, затараторила: «Я никакая не растеряха. Первый день как из больницы».

Доска с объявлением «Переучёт» зашевелилась. Соратники-ревизоры приоткрыли дверь гастронома. Уже на входе в помещение магазина Константин Иванович услышал за своей спиной: «Вот, блядь блатная». От этих слов женщина съёжилась, испуганно взглянула на сопровождавших её мужчин. Семён сочувственно ей улыбнулся.

Ожидаемой паники не произошло. В зале гастронома их встретил бодро улыбающийся директор. Моложавый, при галстуке и пиджак с огромными накладными плечами не уродовал его.

Константин Иванович подумал с некоторой иронией: «Успел позвонить куда надо. И там его успокоили».

При входе обратил внимание на стоящие за прилавками огромные заграничные холодильники.

«Заграница помогла?», – усмехнулся старший ревизор, надеясь, что шутка будет правильно понята. Ильфа и Петрова наверняка читал уважаемый магазинщик. Но, верно, директору было не до чтения сатирических романов. Он тут же разразился тирадой вполне в духе времени: «Капиталисты не помогают. Они только наживаются. Вы знаете, сколько стоили нам эти холодильники?!»

Константин Иванович этого-то совсем знать не хотел.

– Похоже, холодильники немецкие? – сказал он.

– Точно. Буквально перед войной получили. Вот ведь мерзавцы-фашисты со своим Гитлером. А какие холодильники делают! Я тут, – директор остановился. Внимательно посмотрел на «зверя-ревизора». Верно, подумал: «Не так страшен зверь, как его малюют. Видно, из «бывших». По лицу его Константин Иванович видит: успокоился директор. Но старший ревизор успел заметить и другое: при упоминании о заграничных холодильниках директор слегка напрягся.

Они сидели в уютном кабинете. Мебель подобрана со вкусом. Хотя несколько потёртая. Военное время – не разживёшься. Из небольшого буфетика директор достаёт бутылку коньяка. Пару хрустальных рюмок. «Армянский, довоенный», – улыбается директор. Но тут же стирает улыбку, услышав жесткое от ревизора: «В служебное время не пьём». Начавшийся, было, дружелюбный разговор, сник. Зазвонил телефон. Директор протянул к нему руку. «Это меня», – остановил его Константин Иванович. Брови директора удивлённо поползли вверх. Сколько раз уже старший ревизор Григорьев видел у магазинщиков подобное: ползущие вверх брови. А следом за бровями тут же лезет страх. И на этот раз директорские руки суетливо забегали по столу. В телефонной трубке звучит голос Семёна. Только одно слово: «Неучтёнка». Константин Иванович встаёт. «Нас приглашают», – говорит он.

И колбаса, и рыба, и ветчина, и мясо – всё было в избытке и не числилось ни в каких документах. А директор держался уверенно. Верно, убеждённый, что за его спиной есть надёжная защита. Но бухгалтер гастронома явно выглядел потерянным.

«А холодильники-то у вас, право, мировые», – как-то загадочно проговорил старший ревизор Григорьев, ещё сам не зная, что за этой фразой стоит. Но опять заметил, что при слове «холодильники» директор смущённо отвёл глаза.