– Ты что, боишься? А я вот нет. Так не затыкай уши: можно ли построить социализм в одной, отдельно взятой стране? Можно, но тогда придется переехать жить в другую.

А вот ещё: осенью 1935 года, возвращаясь из Гагр, Сталин заехал в Тбилиси и встретился с матерью. Она спросила:

– Я слышала, ты большой начальник в Москве. Кто же ты теперь?

– Секретарь Центрального Комитета ВКП(б).

– А что это значит?

– Помните, мама, нашего царя?

– Конечно.

– Ну, так вот я теперь вроде него.

Варя пристально смотрит на Константина Ивановича.

– Смешно? – спрашивает она. И ядовитая улыбка скользит по её лицу.

– Не очень, – слабо улыбается Константин Иванович.

– Вот если бы так отвечал в кабинете моего… Ну, сам понимаешь кого. За такой ответ: «Не очень» ты бы вернулся к своей Катьке лет через десять.

Константин Иванович с тревожным недоумением смотрит на свою бывшую подругу.

А Варя уже злобно выкрикивает:

– Не очень. Значит немножко всё-таки смешно! Это над товарищем Сталиным смеяться!?

Варя на минуту замолкает. И потом разряжается нервным смехом. И Константину Ивановичу кажется, что она сейчас зарыдает злыми слезами. Но она лишь говорит:

– Эту методу выявления «врагов народа» придумал мой, – на некоторое время поток её слов вроде истощился, но новый всплеск, как девятый вал, и её понесло. Она почти кричит. – Да. Мой сожитель. И он гордится своим изобретением. Это изобретение для него как реакция Вассермана на сифилис. Когда лимит недобрали, а тут вот они – затаившиеся враги. Им, видите ли, смешно. Работает метода!

– Но какой же дурак признается представителю органов, что ему весело и смешно слушать анекдоты про Сталина, – наивно спрашивает Константин Иванович. И если бы он сейчас взглянул на себя в зеркало, то увидел, до чего глупая улыбка поселилась на его лице.

– Не признается? Будут бить, пока не признается.

Константин Иванович вдруг с ужасом понимает, как Варя ненавидит всё это. И чем живёт, и с кем живёт.

– Остановись, Варя, – почти умоляет Константин Иванович, – тебе не страшно жить с этим знанием?

Варя с ненавистью смотрит на своего гостя:

– Да. Страшно. И вот я такая. Истинно советский человек. Думаю одно, говорю другое. А делаю совсем непотребное.

Константину Ивановичу чудится, вот она сейчас скажет: «Ты меня сделал такою». И он, наверное, согласился бы.

– Варь, – потерянно спрашивает Константин Иванович, а зачем ты мне всё это рассказываешь. Ведь и я могу кому-то рассказать.

– Кто ж тебе поверит? – со злою непреклонностью отзывается Варя, – а за клевету на органы по законам военного времени десяткой не отделаешься.

– Варь, а твой нквдешник знает, что твой отец расстрелян, – Константин Иванович почти не слышит своего шёпота.

Наталкивается на тяжёлый взгляд Вари. А она говорит с отчаяньем:

– Что ты шепчешь? Можешь орать об этом во всё горло. Да! Знает. Сказал же товарищ Сталин, что сын за отца не отвечает.

– Раз не отвечает, тогда другое дело, – смирно отзывается Константин Иванович. Он уже с надеждой ждёт, вот Варя достанет, наконец, склянку со спиртом. Они выпьют по рюмке, и напряженная атмосфера разрядится. Но Варя сидит, опустив руки. И вдруг неожиданно с рыданием выкрикивает:

– Ты же не оставишь свою Катерину?!

Встретив молчание Константина Ивановича, сокрушённо говорит:

– Вот то-то.

Константин Иванович, весь опрокинутый, сидит напротив своей бывшей невесты. А она вдруг вскакивает и с каким-то отчаянным безрассудством целует его горячо в губы.

– А теперь уходи и не появляйся, ради Бога. Никогда, – слышит Константин Иванович её глухой голос.

Домой Константин Иванович явился, когда были глубокие сумерки. Катя не спросила, почему так поздно. Они молча прошли на кухню. Константин Иванович высыпает подарки Якова Юрьевича на стол. С удивлением обнаруживает в одном пакете шмат ветчины. Катя равнодушно смотрит на все эти дары. Говорит мертвым голосом:

– Иди, вымой лицо.

Константин подходит к кухонной раковине, бросает взгляд в зеркало, висящее над ней. На него глянула физиономия, раскрашенная губной помадой. Константин Иванович намылил лицо дурно пахнущим хозяйственным мылом. Долго обмывал лицо под краном. Снял с гвоздя полотенце. Услышал за спиной голос Кати:

– Это Юлино полотенце. Твоё – в красную полоску. Пора бы уж знать.

– Да пойми же, я зашёл к ней, чтобы отблагодарить, – начинает Константин Иванович.

– Вот и отблагодарил. Вижу, что ты ей угодил. По старой памяти, – с каким-то мёртвым безразличием говорит Катя.

– Да что ты несёшь, что ты несёшь, – голос Константина Ивановича почти срывается на крик, – я дал ей часть продуктов из этого вороха. И вот…

– Не кричи. Не хватало, чтоб Юля и дочка твоя всё это слышали, – резко прерывает его Катя, – впрочем, если тебя понесло…Седина в бороду, бес в ребро, – устало заканчивает она.

Константин Иванович долго без сна лежит в своей одинокой комнатушке. И вот приди сейчас Катя, когда-то дорогая и желанная, он не смог бы к ней прикоснуться. Такая она стала чужая, и веяло от неё леденящим холодом.

Вдруг вспомнил, что не ел ничего с утра. Мучительно захотелось поесть. На кухне стояла тарелка с жареной картошкой и куском дареной ветчины. «Всё-таки Катенька побеспокоилась», – и от этой мысли на душе стало теплее. Заснул со слабой надеждой.

Проснулся оттого, что его кто-то тормошит. «Папа, папа! Вставай, опоздаешь на работу, – слышит он голос дочери, – я тебе завтрак приготовила, бутерброды и чай».

«Спасибо, доченька», – Константин Иванович целует Веру в щёку. А дочь продолжает: «Я тебе вчера приготовила жареной картошки. Заглядывала весь вечер на кухню, а тарелка стоит нетронутая. Ты ночью, что ли поел?»

– Так это ты мне ужин приготовила? – спрашивает Константин Иванович.

– Я. А что? – удивлённо спрашивает дочь.

– Нет. Ничего, – отзывается Константин Иванович. И в груди делается пусто и горько.

Незаметно прошло лето. Был налёт немецкой авиации на Ярославль. Но они отбомбились где-то далеко в Заволжском районе.

Как-то, возвращаясь с работы, Константин Иванович решил зайти к Варе. Только подумал об этом, и вдруг нестерпимо захотелось её увидеть. Вернулся буквально от дверей своего дома. Час трясся на трамвае. И вот он стоит перед дверью. Несколько продолжительных звонков, и Варя стоит перед ним. В халате, видно, наспех накинутом. Волосы растрёпаны. Молча смотрит на незваного гостя. А из глубины квартиры уже слышится мужской голос: «Варя, это кто?» «Ошиблись адресом», – кричит Варя и захлопывает дверь перед Константином Ивановичем.