В директорском кабинете опять долго сверяли бумаги. Чтоб никто не мешал звонками, Константин Иванович снял телефонную трубку. Была у него такая «дурная» привычка. И с этой «дурью» все из проверяемых магазинщиков покорно смирялись. А если как нынче что-то не сходилось при ревизии, магазинные начальники запирали рты на амбарные замки.

– Левый товар? С какой базы поставка? – в голосе Григорьева звучит угроза.

Бухгалтер вжался в кресло, а директор не успел ответить. В кабинет просунулась раскрасневшаяся женская физиономия:

– Яков Юрьевич! Вам жена не может дозвониться. Она на телефоне у нас в отделе.

– Извините. Я сейчас, – торопливо проговорил директор, удаляясь из кабинета.

Молча ждали возвращения директора. Бухгалтер всё время порывался встать и выйти из кабинета. Семён, сидящий рядом с ним, осторожно сдерживал его. Негромко говорил: «Не волнуйтесь. Разберёмся… Конечно, время военное… Но мы же люди». И осторожно оглядывался на Константина Ивановича. Тот сидел с замороженным лицом. Наконец, появился директор. По его виду было очевидно, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Он был бледен. Но держал себя в руках. Тихо проговорил:

– У меня на квартире был обыск. Зло взглянул на ревизоров.

– Мы этого не планировали, – сухо проговорил Константин Иванович.

– Конечно, не планировали! Господь Бог планирует! – вдруг перешёл на крик директор, – а как что – мне звонят! Господь Бог мне не звонит. Звонят из райкома, обкома, НКВД! Всем надо! Колбасу твёрдого копчения давай. Буженину давай, красной рыбы давай. А другие с капризами, мол, давай севрюгу, да белугу… А ещё армянского три звёздочки не надо, давай коньяк «Греми»…

Константин Иванович слушал все эти истеричные возгласы директора про буженину и севрюгу, и в нём подымалось что-то омерзительное и гадкое. Нынче на прилавках магазинов он ни разу не видел всей этой роскошной жратвы. Дай Бог, двести граммов по карточкам «докторской» колбасы получить.

– Ну вот, а здесь остановитесь, – резко проговорил он: ещё ляпнет этот обезумевший от страха человек, что «Греми» – любимый напиток товарища Сталина. А это имя нынче всуе…Беды не оберешься.

– Кто Вам звонит – это в другом месте будем разбираться, – строго произносит Константин Иванович, – откуда излишки продуктов? Левые поставки? Какие базы?

– Никаких левых поставок, – обречённо произносит директор. И Константину Ивановичу кажется, что директор говорит правду.

– Новые холодильники? – осторожно спрашивает он.

Директор бросает взгляд на своего бухгалтера. Бухгалтер тяжело вздыхает. Директор кивает головой.

– Экономия естественной убыли. И это упрощает дело. Отчитываетесь ведь согласно существующим нормативам. А сэкономленный продукт идет… – Константин Иванович кивает в потолок. Потом с той же строгостью обращается к Семёну, – Семён Яковлевич, опись неучтённых товаров готова?

– Так точно, товарищ Григорьев, – солдатиком вскакивает Семён.

– Весь неучтенный избыток продуктов заактируем. И Вы пустите его в продажу товарищ, – Константин Иванович притормозил себя, запамятовал имя директора.

– Яков Юрьевич, – отзывается директор.

– Так, так, Яков Юрьевич, а нормативы по естественной убыли – усушка, утруска непременно ужесточим. Да, вот ещё. Черкните мне название ваших немецких холодильников и год их выпуска. Мы и по другим магазинам проверим.

Константин Иванович говорит все эти правильные слова. Но прекрасно понимает, что в Министерстве торговли сейчас никто не будет разрабатывать новых нормативов для каких-то немецких холодильников. «Впрочем, наше дело прокукарекать, а там хоть не рассветай», – он грустно вздыхает.

Директор достаёт из стола технические паспорта холодильников, говорит:

– Сейчас они уже не нужны. Всё равно теперь немцам претензии не предъявишь.

– Вот и ладненько. А зачем немцам сейчас предъявлять претензии? Там всё просто. Мы их и так пушками и танками добьем, – Константин Иванович чувствует, как мерзко кривится его рот, но ничего с собой поделать не может. – А вот с вами всё, вроде, мирно закончилось. Ну, почти. А Вы, – он обращается к Семёну, – оформляйте с товарищами акт проверки и мне на подпись.

Когда в кабинете остались только директор и бухгалтер, Константин Иванович с наигранным сожалением проговорил:

– Уж не обессудьте, уважаемый Яков Юрьевич, без строгого выговора Вашему бухгалтеру не обойтись. Я так думаю. Но решает – Управление торговли.

Яков Юрьевич понимающе кивает головой, обращается к своему бухгалтеру:

– Вы свободны.

Бухгалтер покидает кабинет. После некоторого молчания директор вскакивает с места. Из шкафа достаёт большой пакет, протягивает его Константину Ивановичу. Тот молча кидает его в свой обширный портфель.

За окном летнее солнце клонится к закату. И летит, летит тополиный пух. В открытую форточку влетает пчела. Жужжит над головой. Константин Иванович лениво отмахивается от неё. Та подлетает к Якову Юрьевичу. Директор тоже машет рукой. И улыбается мирно и спокойно. Приходит Семён. Кладет перед старшим ревизором документы. С важным видом, полистав их, Константин Иванович подписывает.

– Наших людей Вы отпустили? – спрашивает он Семёна.

– Конечно. Рабочий день давно закончился, – отвечает тот.

– Я на секунду вас оставлю. В туалет, знаете ли, приспичило, – усмехается Константин Иванович и выходит в коридор, прихватив свой портфель. Туалет в конце коридора. Там под краном холодной водой он ополаскивает себе лицо. Насухо вытирает платком.

Семён уже ждёт его в коридоре. Константин Иванович видит, как заметно распух портфель помощника.

Молча расстались у остановки трамвая.

Константин Иванович прошёл до пустынного сквера. Сел на лавку. Порылся в портфеле. Банка крабов. Довоенная ещё: «Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы». «Снатка». «Главрыба». Горько усмехнулся, прочитав эти надписи на банке с крабами. Раскрыл ещё пакет – там колбаса «Докторская». Дальше рыться не стал. Вроде кусковой сахар, мука, крупа. Что-то мягкое, вроде сливочного масла, может маргарин.

««Докторскую» и крабы несу Варе. Больше таких презентов не будет», – решает Константин Иванович. – Надо же, наконец, отблагодарить её».

Варя встретила Константина Ивановича прохладно. Без улыбки сказала: «Проходи, раз уж пришёл». На банку с крабами даже не взглянула. Пакет с колбасой развернула. Слегка скривила свои чувственные губы. Проговорила с явным вызовом: «Партия и правительство озаботилось здоровьем советских граждан. В продаже появилась «докторская» колбаса».

– Что-то ты осмелела милая, – неуверенно проговорил Константин Иванович.

Варя взглянула на него презрительно: «Ты же знаешь, с кем я нынче сплю».

И Константин Иванович опять почувствовал вину перед Варей. А ту уже понесло: