Огромные очереди бедных, плохо пахнувших людей. Сплошное нытье и жалобы – на родню, одиночество, бедность…

В основном в очередях толклись бабки, озлобленные, наглые и несчастные.

Приемщиц все знали наперечет – Нинка – сука и хамка, дает копейки, к ней не дай бог. Розанна – хитрая, хорошее сразу цап – и под прилавок, своим. Но за хорошие вещи дает хорошо.

Да и не орет, как Нинка, все-таки армянка, уважает старость. Третья – Амалия Петровна, строгая, как директор школы. Странно смотрелась она за приемочным столом – двубортный костюм темного цвета, высокая «башня» на голове, строгие «учительские» очки и сильно накрашенные, ярко-морковные, толстые губы.

Говорили, что Амалия справедливая, оценивает по правилам, но с таким опытом, что ее точно не проведешь.

В общем, там были свои интриги и свои отношения.

Аля тряслась, как осиновый лист. Не из-за боязни попасть к злобной Нинке – от самой ситуации. Какой стыд и позор.

Не повезло – попала именно к Нинке. Тетки из очереди посмотрели на нее с сочувствием.

Приемщицы сидели на длинным столом, на который выкладывались вещи сдатчиков. Аля с трудом открыла чемодан и беспомощно и жалобно посмотрела на суровую Нинку.

– Вынимать? – еле слышно прошелестела она.

– Нет, – зло усмехнулась та, – не вынимай! Так оценю.

Аля, униженная и растерянная, стала медленно вытаскивать вещи и увидела, что у Нинки загорелись глаза.

Быстро и ловко она прощупала кофточки и юбки и, воровато оглянувшись, тихо шепнула Але:

– Жди меня на улице позади дома.

Аля стояла как в ступоре.

Потом дошло, и она быстро закинула вещи обратно. Амалия Петровна и Розанна не сводили с нее глаз.

Аля выскочила на улицу. Что делать? Бежать или ждать Нинку?

Сзади ее цепко схватили за плечо.

– Ну что замерла? Идем!

Они завернули за угол дома. Аля шла за Нинкой как овца на привязи. Остановились за трансформаторной будкой. Нинка торопливо закурила.

– В общем так, подруга. Вещи у тебя хорошие, сплошной импорт, почти неношеные.

Еще бы – два дня Аля стирала, гладила и отпаривала.

– Зачем тебе в зал их отдавать? – оглядываясь, жарко шептала Нинка. – Залапают, потом зальют, помадой запачкают. И будешь ждать до второго пришествия, когда продадутся! Короче, даю тебе сразу за все без всяких процентов. Усекла?

Растерянная, Аля не знала, как быть. С одной стороны, понимала, Нинка ее обдурит за милую душу. А с другой – она сразу получит деньги. И не нужно будет ждать, переоценивать и все остальное. И выгоду искать им не нужно – им нужны деньги, сегодня, сейчас. На мясо и хлеб, на сигареты и лекарства.

– Я согласна, – кивнула Аля.

Нинка выкинула бычок и, не вынимая вещей из чемодана, ловкими пальцами перебрала их, перещупала, пересчитала.

Потом достала деньги, моментально вытащила из довольно увесистой пачки купюры и сунула Але.

– А еще что-то есть?

– Есть, да. Зимнее есть: шуба, сапоги.

– А посуда? – Взгляд у Нинки был хищный, птичий, цепкий.

– Наверное, – нерешительно сказала Аля. – Это не мое, подружкино. А у нее тяжелая ситуация.

Нинка перебила:

– У всех тяжелая ситуация! В общем, так. Записывай мой телефон и, как соберешься, звони. Ни в какую очередь не вставай, встретимся у меня. За все дам хорошо, по-честному. Только говна не вези – не возьму. Да, и еще – если есть золото или цацки, тоже тащи! И про посуду не забудь. Она уж точно уйдет, усекла?

Аля кивнула.

Не попрощавшись, Нинка схватила чемодан и быстро направилась прочь.

– А чемодан? – успела выкрикнуть Аля.

– В следующий раз верну! Куда мне сейчас шмотки твои деть?

Аля приехала к Оле вымотанная, как после тяжелого гриппа, еле ноги передвигала. Рассказала про приключения, пересчитали деньги. Она боялась, что Оля будет ругать ее, но та развеселилась и похвалила:

– Ага, умеешь, когда захочешь! Ну ты и ловкачка! Завела подружку в комиссионке. Ценное приобретение!

Деньги разложили по кучкам – оплата коммунальных услуг, долг накопился за три месяца, – деньги на аптеку, ну и на питание. Казалось, что на все должно хватить.

Домой Аля шла на чугунных ногах – ей казалось, что сегодня был едва ли не самый сложный день в ее жизни. За последние несколько лет – определенно.

Олино настроение продолжало скакать, как температура. Но чаще всего оно было ужасным. Оля вспоминала дни до аварии, принималась рыдать и жалеть себя, проклинать Гарика и всю свою жизнь.

Аля утешала ее, успокаивала, уговаривала, что скоро весна и они будут гулять – пока опасно и скользко, но надо перетерпеть. Что все равно Оля – красавица, и все заживет, конечно же, заживет, и жизнь вернется в свою колею!

А летом они поедут на море, на Черное, теплое! И будут купаться и загорать, есть сладкие персики и виноград, гулять по бульвару, пить кофе в кафешке на набережной и болтать, болтать бесконечно! Как тогда, в детстве, помнишь?

«Потому что нам всегда есть о чем говорить, правда, Олька?» И всхлипывающая Оля засыпала на ее плече.

Такая родная, такая любимая. И такая несчастная.

С Нинкой «дружба» наладилась – теперь она приезжала сама. Выпрашивала у Оли шубу, но та не отдавала:

– А в чем я буду ходить следующей зимой?

– Следующей зимой найдешь нового… – Нинка употребляла ужасное слово, от которого Алю начинало тошнить, – и он купит тебе новую шубу.

Оля вяло отмахивалась:

– Отстань, подумаю.

Вместе с Нинкой из дома улетел китайский кофейный сервиз, две богемские вазы, столовые приборы с перламутровыми ручками и еще много чего другого, что ушлая Нинка выцепливала острым и опытным взглядом.

Нинка считала, что теперь они с Олей подружки. Аля так, побоку, как мебель. А вот Олька – нормальная девка, своя. Жаль ее, конечно. Не повезло. Но ничего, оклемается. Молодая, да и красивая. Чего ее жалеть? Еще оправится и найдет мужика. Это у нее, у Нинки, ни хрена не складывается: муж – пьянь и гуляка. И кому такой нужен? Сама бы избавилась, а девать его некуда. Комната в коммуналке, сын вообще одни слезы. В тринадцать лет попался на воровстве, еле отмазали. Но испугался, кажется, мало. Так что ждет Нинку веселая жизнь. И чего жалеть этих дур? Они при квартирах, при тряпках. А главное – они молодые. И совесть Нинку не мучила – каждый выживает, как может. Дурила этих кретинок? Конечно. Наживалась на них будь здоров. Да, повезло ей с ними.

Аля чувствовала, что «дружба» с Нинкой к хорошему не приведет. С одной стороны, ей было легче – зная, что почти каждый вечер после работы Нинка у Оли, можно было идти домой отдыхать и заниматься, пить чай с ба, читать книги и думать о Максиме. Но на душе было неспокойно. Понимала ведь, что и выпивают, и курят. Да и вообще от Нинки всякого можно было ожидать. И самого мерзкого в том числе. Но понимала и другое – с двумя ей не справиться. Да и так устала, что ни на что не было сил. В конце концов, как говорит ба, у каждого есть выбор.