между ними и настоящим счастьем существует преграда, одолеть которую будет очень не просто.

Анатолий Модестович совсем не был уверен, что сумеет легко забыть Зинаиду Алексеевну, то есть забыть настолько, чтобы она не тревожила никогда его мыслей, не являлась, переодетая женой, перед ним, чтобы не возникала из ничего ее улыбка...

Клавдия Захаровна не знала, сумеет ли простить обиду, сумеет ли жить как-то иначе, чем жили они до этого...

Они вышли к Неве.

Из-под моста, точно из сказки с картинками, выплыл белый речной трамвай.

— Уже навигация открылась! — удивился Анатолий Модестович. — Давай прокатимся?

— Сумасброд, — сказала Клавдия Захаровна. — Мне домой пора. Отец волнуется, ты же знаешь, какой он.

* * *

Старый Антипов ждал возвращения дочери. Ему хотелось узнать, чем кончилось ее свидание с мужем, а что это было именно свидание — он уже не сомневался, хотя и не взял, не прочел письмо, оставленное Клавдией Захаровной в переднике.

Он нервничал, ожидая, может быть, слишком многого от этой встречи дочери и зятя, его нервозность передалась ребятам, и они тихо, незаметно улеглись спать, а он продолжал сидеть в кухне, прислушиваясь к уличным звукам, как будто мог услышать возвращение Клавдии Захаровны раньше Жулика, и так устал ждать и нервничать, что даже не укорил дочь за поздний приезд.

— Устала, — выдохнула она, отворачивая лицо, чтобы отец не унюхал запаха вина.

— По магазинам лучше не ходить, — согласился старый Антипов, уверенный, что она и не была в магазинах. — Футляр купила? — спросил он и был удивлен, когда Клавдия Захаровна ответила, что купила.

— Вот твой футляр.

— Ну, спасибо! — поблагодарил он, точно она достала для него что-то необычное, из ряда вон выходящее. — Есть хочешь?

— Я перекусила на вокзале.

«Похоже, что перекусила, — подумал он, — от самой на три версты несет винищем».

— А материал нашла?

— Нашла. Очень хороший попался, прелесть. — Она полезла в сумку достать покупку и не заметила, что в сумке лежит почему-то два свертка. Вынула первый попавшийся, развернула, а это оказалась рубашка, купленная Анатолию Модестовичу.

Старый Антипов отвернулся.

Клавдия Захаровна растерялась и не знала, как объяснить, откуда взялась рубашка.

— Мне, что ли? — спросил он, выручая ее.

— Конечно, — нашлась она. — Красивая, верно? Примерь-ка.

Он приложил рубашку к груди, она была коротка ему, да и мала.

— Ворона! — сказал укоризненно. — Какой ты купила размер?

— Сорок первый...

— А я сорок третий ношу, пора бы знать. Вечно ты все забываешь! Идешь за хлебом — покупаешь мыло, а вместо картошки — керосин. Голова садовая. Рост-то какой, я не вижу?..

— Второй.

— Ну вот, а у меня третий. Жаль, правда красивая рубаха. Сколько стоит?

— Сто пятнадцать.

— С прибылью, выходит, тебя. — Он усмехнулся.

— Можно продать, — молвила виновато Клавдия Захаровна. И ведь весь день думала, что надо не забыть отдать рубашку мужу, и когда нужно было отдать, когда прощались на вокзале, тут и забыла.

— Зачем же продавать? — возразил старый Антипов. — Пусть лежит.

— Что зря-то лежать?

— Почему зря? Пригодится, глядишь. Вещь она вещь и есть. Михаил подрастет, сносит. Мало ли!.. Поставлю-ка я чаю. Выпьешь?

— Чаю выпью, во рту что-то сохнет.

«Известно от чего, — отметил старый Антипов, — от выпивки. Интересно, в гостях они у кого были или так?..»

— Как ты с ребятами управился? — спросила Клавдия Захаровна. — Не свели с ума?

— А что с ними управляться? Они сами с усами, большие уже. И ты поменьше бы с ними возилась, пусть к самостоятельности привыкают. У меня Наталья сегодня в магазин ходила, молодцом.

— Попадет когда-нибудь под машину, — сказала Клавдия Захаровна с неудовольствием.

— Ты еще что придумай.

— Двенадцать лет девчонке, а ты по магазинам ее посылаешь!

— Невеста! — сказал старый Антипов спокойно.

— Ну тебя! — махнула рукой Клавдия Захаровна. — Уроки они сделали?

— Говорят, что сделали.

— Ты их слушай больше, они наговорят. Нужно было проверить.

— Не нужно! Людям надо верить, а они тоже люди. Садись к столу, будем с тобой чаевничать.

ГЛАВА XIV

Зачастила Клавдия Захаровна по выходным куда-то: дежурство себе придумает или еще какую надобность — всю весну и все лето чуть ли не каждый выходной так...

Смотрел на нее старый Антипов и, по правде говоря, не знал, радоваться ли ему надо, а может, наоборот... То есть он понимал, что по всем законам жизни должен был радоваться за дочь и за внуков, что семья возвращается к нормальной жизни, но в их радости не было, чувствовал он, места ему, зять не захочет заново и как бы опять впервые приходить в дом, стыд не позволит или еще что — ведь здесь всякая мелочь будет напоминать им о случившемся, и вообще, также понимал старый Антипов, жить придется начинать по-новому, а раз так — лучше и на новом же месте, да и работа не последнее дело для зятя, скорее — первое, а там он уже привык, втянулся, и люди к нему привыкли...

Пора, пора что-то решать. Пора кончать с неопределенностью. Поигрались, показали свои характеры, и будет. Слишком затянулась «командировка» зятя, а время идет, у времени свои правила — не ждать, покуда соберется нерадивый и примет решение нерешительный, и оба они — зять и дочь — не делаются моложе. Дети, похоже, начинают догадываться, что отец их ни в какой не в командировке. Или нашлись «жалельщцики», сказавшие правду.

Конечно, решать должен бы вроде и не он, однако и не хотелось, чтобы решали без него, а он имеет право как отец и просто как старший в семье взять бо́льшую часть ответственности на себя.

Кончался август, у старого Антипова был отпуск, и он объявил однажды, что хочет съездить за грибами.

— Ты что?.. — удивилась Клавдия Захаровна. — Никогда не ходил за грибами, а тут вдруг собрался ехать куда-то!