— Дяденька, вы кто? — раздался за спиной детский голос, и был он звонок от мороза.

Старик Антипов медленно повернул голову. На тропинке, вблизи ограды, стояли две девочки и мальчик. Им было лет по двенадцати. Похоже, они боялись подойти ближе.

— Да так, — ответил он, натягивая шапку. — Прохожий я.

Ребята недоверчиво оглядели его. Здесь не бывает случайных прохожих.

— А чемодан это ваш? — спросил мальчик.

— Мой, мой.

— Значит, вы с автобуса...

— С автобуса, правда.

— В Большие Горелики идете?

— Не знаю, — сказал старик Антипов. Он подумал: а надо ли ему идти теперь в деревню, когда он выполнил то, ради чего приехал сюда? Но все же поинтересовался: — А вы из Больших Гореликов?

— Конечно, — сказала одна из девочек.

— А что, Ивана Матвеича Матвеева вы не знаете?

— Деда Ивана?! Знаем, как же! — хором сказали ребята и, осмелев, подошли поближе. — Он у нас в школе сторожем работает и печки топит. Вы к нему приехали?..

— К нему, — ответил старик Антипов.

— Тогда пойдемте вместе с нами, мы проводим. Мы быстро, только посмотрим за порядком здесь.

— Здесь порядок. — Он вздохнул. — А вы никак ухаживаете за могилой?

— Мы шефствуем! — серьезно сказала все та же девочка.

— Это хорошо. А кто здесь похоронен, знаете?

— Еще бы! Татьяна Васильевна Антипова и Троха...

— Не Троха, — поправил ее мальчик, — Тимофей Тимофеевич! А вы откуда, из Руссы?

Не было в мыслях у старика Антипова открываться детям, рассказывать, кто он и зачем приехал сюда, но и врать не мог. Тем более, рядом с могилой Татьяны.

— Я из Ленинграда, — сказал он.

Ребята переглянулись значительно.

— Из Ленинграда?.. — переспросил мальчик, словно не доверяя.

— Из Ленинграда, — повторил он.

Ребята отступили, лица их сделались какими-то напряженными, серьезными. Они пошептались между собой, потом вперед выступил мальчик.

— А дед Иван все кого-то ждет из Ленинграда... — тихо сказал он.

— Ждет? — удивился старик Антипов.

— Ага! Это не вас случайно?

«Неужели и правда меня ждет Иван Матвеич?» — подумал он.

И сказал:

— Меня.

* * *

— Ни за что не признал бы!.. Вот встретил бы посреди деревни и не признал бы, не‑ет, — говорил Иван Матвеич, вглядываясь в лицо старика Антипова.

— И я тоже не узнал бы вас.

— Ну, столько годов прошло!

— Почти четверть века...

— Быстро, быстро катится времечко! — Матвеев покачал головой. Он отпустил бороду, усы и был похож в белом полушубке, в светлой заячьей шапке на деда-мороза. — Тут же, на этом самом месте, я тогда встретил и Татьяну Васильевну, царство ей небесное. Да, на этом... — Они стояли у ворот его избы. — Кыш вы, любопытные галчата! — весело пошумел Матвеев на ребят. — В дом пошли, — позвал он.

В избе было жарко натоплено, пахло какими-то травами или вениками, но во всем угадывалось запустение, какое обычно бывает в домах, где нет хозяйки. Жена Матвеева умерла вскоре после гибели Татьяны, и с тех пор Иван Матвеич жил одиноко. Колхоз предлагал ему продать дом для общественной надобности, а самому поселиться в комнате при школе, однако он отказался. «Помру, — сказал, — бесплатно колхозу достанется, так и отпишу, а покудова жив, никуда не тронусь». Когда стало вовсе невмоготу отапливать весь дом, он закрыл наглухо горницу. Для одного-то с избытком даже хватало кухни и маленького закутка за печью. Тут Иван Матвеич поставил кровать — на печи спать никогда не любил. А что ему еще нужно?..

Однако нынче в доме дорогой и долгожданный гость и, взявши топор, Матвеев вскрыл заколоченную дверь в горницу. Оттуда пахнуло прохладным и нежилым воздухом.

— Сейчас протопим, теплым-тепло будет, — суетился он, не зная, за что ухватиться.

— Если для меня, не стоило бы, — сказал старик Антипов. Он чувствовал себя неловко, и откуда-то явились мысли, что, в сущности, и в его доме стоит такое же запустение, что и он, хоть и много родни, столь же одинок и беззащитен перед старостью, как Иван Матвеич.

— Вот здесь, в горнице, и жила Татьяна Васильевна. На этой вот кровати и спала... — проговорил Матвеев грустно. — А я ждал, ждал вас.

— И я давно собирался. Все никак...

— Оно так, оно так!.. Дела да хлопоты, а после оглянешься — жизнь прошла вся. Внучка-то что же не приехала вместе? Взрослая ведь...

— Взрослая, университет закончила в прошлом году.

— Я и говорю. На Татьяну Васильевну похожа?

— Копия она! Не отличишь.

— Оно лучше бы когда на отца, раз внучка, — сказал Иван Матвеич. — Только ерунда это, бабьи сказки.

Он вышел во двор, принес охапку дров, затопил печку. Дрова разгорались плохо, горница наполнилась едучим дымом.

— Давно не топлена, — оправдывалеся Матвеев, моргая слезившимися глазами. — Ничего, однако, скоро разойдется... Заговорился я, а про внука-то забыл спросить! Родился же, помню, когда я в Ленинград приезжал.

— В армии... Скоро демобилизоваться должен, отслужил уже.

— Видишь ты, как бежит-торопится времечко! Дочка с зятем здоровы?

— Спасибо. У них еще дочка родилась.

— Богатый ты, однако. Это хорошо. Ладно, давай поедим, что бог послал, а потом и на могилку сходим, провожу тебя.

— А я был...

Ему вдруг стало грустно и неуютно, и он подумал с сожалением, что не нужно было идти сюда, в деревню. Зачем, к чему это — тормошить, тревожить лишний раз свою душу и нарушать покой чужих людей?.. У каждого своя жизнь, свои заботы, а он-то здесь совсем ни к чему...

— Ну, если был... — сказал Иван Матвеич. — Значит, внучка университет кончила?

— Да.

— Замужем?

— Пока нет.

— Стало быть, с вами живет?

Не хотелось старику Антипову огорчать Матвеева, говорить правду, но желание поделиться