– Тут что было? – спросил Гущин.

– Спа-салон, они у нас для удобства клиентов на всех этажах, – ответил менеджер.

Катя отметила – здесь убраны были лишь внутренние перегородки, сделана перепланировка, чтобы объединить помещения, а внешние признаки остались неизменными – три окна. Правда, дверь на лоджию лишь одна. Они вышли через нее на лоджию. Тоже вся захламленная, пыльная и грязная.

Гущин подошел к перилам.

И Катя увидела – ни дождь, ни снег, ни град не уничтожили на этих перилах того, что даже в неверном свете гаснущих сумерек бросалось в глаза.

Глубокие параллельные борозды, охватывавшие окружность перил. Старые, но все еще хорошо заметные сколы краски.

– Тут осмотр Вавилов не проводил, – констатировал Гущин, – и вот этого он не видел. А штуки-то любопытные. Так, я просил захватить рулетку.

Сыщик Рождественского ОВД тут же извлек рулетку из кармана.

Гущин прижал свободный конец к сколам и отпустил рулетку вниз.

– Лови, – крикнул он оперативнику, стоявшему на лоджии триста пятнадцатого.

Рулетка размоталась на нужную длину, и оперативник поймал ее и прижал к своим перилам в области сколов.

Гущин перегнулся, глядя вниз.

– Точно так, – сказал он, – никакого отклонения. Две точки, соединенные одной прямой.

– Вы думаете, тут кто-то спустился отсюда – туда, в триста пятнадцатый? – прямо спросил Артем Ладейников.

– Нет, – Гущин покачал головой, – вряд ли это был спуск.

Он снова наклонился, словно прикидывая расстояние.

– Вавилов сюда не поднимался, – сказал он. – Эти царапины наверху нигде не фигурировали – ни на следствии, ни на суде.

Он глянул на Катю, словно приглашая – ну, что же ты как воды в рот набрала. Давай объясняй, фантазируй.

Но Катя помалкивала. Борозды на перилах на лоджиях, расположенных одна под другой.

И это не спуск сверху вниз, как считает Гущин. Пока этим и стоит ограничиться.

Из Рождественска Артем Ладейников попросил шофера отвезти его на улицу Марины Расковой с заездом в супермаркет.

Катя поняла, что он опять намеревается навестить бывшую секретаршу Вавилова Юлю – ту самую на костылях – и отвезти ей продукты. И Катя решила не мешать молодым людям на этот раз. Она попрощалась с Ладейниковым и села в машину к полковнику Гущину.

Тот словно не заметил ее, всю дорогу молчал, лишь угрюмо сопел, обдумывая…

Что?

Катя пока терялась в догадках.

Артем Ладейников накупил в супермаркете фруктов, первой апрельской клубники в коробочках и разных соков. В половине девятого он уже звонил в домофон подъезда дома на улице Марины Расковой.

Юля на костылях открыла ему сама. Дома – шум, гам. На кухне ужинало семейство – мать Юли, ее младшая сестренка-школьница и две подруги матери, приехавшие из Краснодара «посмотреть Москву».

Все это шумное женское общество тотчас же вовлекло Артема в свою орбиту, хотя он и отбивался. Нет, его оставили ужинать.

Лишь спустя какое-то время он и Юля уединились в ее комнате. Юля закрыла дверь, они сели на диван.

– Ну как там у вас дела? – спросила она.

– Все совсем запуталось, – признался Артем. И начал рассказывать ей.

Затем он достал мобильный и позвонил Вавилову. Рассказал ему о событиях последних дней довольно подробно, доложил, что пользовался служебной машиной. Вавилов на это никак не реагировал. Лишь сказал: «Продолжай оказывать помощь».

– Игорь Петрович очень изменился, да? – спросила Юля, когда Артем Ладейников дал отбой.

– Перемены есть.

– Изводит себя. – Юля вздохнула. – Было бы лучше, если бы он сам участвовал в расследовании.

– Ты же понимаешь, это против правил. И я не думаю, что было бы лучше. – Артем вздохнул: – Мы там совсем в потемках бродим. Я на Гущина надежды возлагал, а теперь вижу – нет, не сможет он это дело раскрыть.

– Ты старика Гущина не знаешь. – Юля, работавшая в Главке дольше Артема, потрепала его по плечу. – Он как бульдог, как вцепится!.. Он и не такие дела раскрывал.

– Он все за какую-то ерунду цепляется. – Артем всплеснул руками. – Вот сегодня целый вечер угробил на этот заброшенный отель. Зачем? Какая-то там дрянь на перилах, какие-то следы. Какое это может иметь отношение к раскрытию убийства жены Вавилова? Почему они не смотрят в самый корень? В причину?

– Так надо же сначала разузнать, где этот самый корень, где эта причина, – рассудительно возразила Юля. – Следствие всегда идет ни шатко ни валко. Ты вот не полицейский, ты до сих пор на все это со стороны смотришь. Ничего, потом привыкнешь.

– Не хочу я привыкать.

Юля смотрела на него пристально. Ее глаза мягко светились.

– Поздно уже, – сказала она.

– Да, мне пора. – Артем поднялся.

– Останься, – она взяла его за руку. – Завтра утром поспишь подольше, отсюда до Никитского переулка двадцать минут, даже если троллейбус в пробке на Тверской.

– Я… Юля, я не могу. – Артем залился краской.

– Брось, все нормально.

– А твоя мама, сестра, они все тут…

– Брось. – Юля призывно лукаво улыбалась. – Мои ножки не русалочьи в гипсе пугают, да?

– Я боюсь причинить тебе вред, я… Юля, я… нет, я сейчас не могу.

Она рассмеялась звонко и немножко горько.

– Какой же ты смешной, Тема. Я сейчас ничем таким заниматься не в состоянии, никакого секса. – Она постучала по гипсу. – Просто тебе ехать домой далеко, а от меня до Главка намного ближе. Я хочу, чтобы ты остался. Я попрошу маму раскладушку тебе поставить. Будем дрыхнуть, как братец с сестричкой. Невинно.

– А если я не хочу как братец с сестричкой? – спросил Артем хрипло.

Она смотрела на него мягко.

– Тогда жди, когда кости мои срастутся. Когда смогу быть с тобой по-настоящему. Ох, удавила бы того урода, который сбил меня! Целый год жизни у меня отнял. Хотя… В чем-то я должна быть ему благодарна, мы же с тобой из-за этого моего увечья познакомились. Точнее, сблизились.

– Я буду тебе помогать, Юля, во всем, всегда, – сказал Артем. Наклонился к самым ее губам и… не сделал ничего, – но я должен подождать…

– Когда гипс снимут? – Она засмеялась опять. – Ах ты, Тема… Так я попрошу раскладушку у мамы, а?

– Хорошо, если ты хочешь, я останусь.

Она взяла его руки в свои. Так они и сидели, молча, в неярком свете настольной лампы. Потом в дверь заглянула младшая сестренка Юли, сдавленно хихикнула.