Если до сих пор догадки о божественном водительстве,благодаря которому его с острова Закатных Вершин вынесло червоточинамимироздания почти прямиком в Саккарем, составляли для Волкодава лишь повод дляпраздного размышления, то именно в данный миг он уверовал в это самоеводительство сразу и непоколебимо. Потому что из-за низкого столика возлераспахнутого окна, освещённый с той стороны щедрым солнцем Чирахи, поднимался ишёл к нему, потирая усталые глаза…

Эврих.

Немало переменившийся, то ли возмужавший, то ли постаревшийза годы разлуки… наживший почти такой же, как у самого Волкодава, шрам на левойщеке… И разодетый, словно саккаремский вельможа прямёхонько из дворца… Но всёравно – Эврих!!! – Афарга, я же просил… – начал хозяин покоев, но осёкся,видя, что приведённый девушкой человек уже вступил внутрь, а значит, не следуетпрямо здесь и сейчас выговаривать ей за самовольство, обижая тем самымнежданного и не слишком желанного, но всё-таки гостя. – Принеси чаю, –совсем другим голосом распорядился аррант. После яркого света из окнавнутренность и порог комнаты тонули для него в сумерках. Волкодав стоял столбоми молчал. Мыш, подобными переживаниями нимало не обременённый, снялся с егоплеча, шмыгнул мимо Эвриха, на лету ткнулся мокрым носом ему в щёку – дескать,привет, очень рад тебя видеть! – и унёсся в окно. Аррант отшатнулся,проводил его чумовым взглядом и пристальнее всмотрелся в полутьму у порога… Апотом с невнятным, придушенным воплем рванулся вперёд.

Афарга, собиравшаяся умолять своего повелителя хотя бы осамомалейшем внимании к рассказу человека, знавшего её брата Мхабра, изумлённосмотрела на двоих мужчин, так сжимавших друг друга в объятиях, словно некаясила угрожала немедля их разлучить. Девушке доводилось лицезреть своегоблагодетеля, что называется, во всех видах. И в миг торжества, и предательскиизбитым, и скрученным скорбью о непоправимом… Но, кажется, ещё ни разу на еёпамяти чувства не пылали в нём так открыто и ярко, как при встрече с этим бородатымпришлецом с севера.

– Брат мой… друг мой варвар… – задыхаясь, бормоталЭврих. – Я не знал, каких Богов молить… Во имя покрывала Прекраснейшей,улетевшего с ложа!.. Я не отваживался надеяться на новую встречу с тобой…

– Не смей называть меня варваром! – отвечал хозяинлетучей мыши. Его голос тоже почему-то звучал прерывисто и невнятно, как будтоон никак не мог проглотить что-то, застрявшее в горле.

И оба смеялись так, словно прозвучала какая-то давняя иочень остроумная шутка.

Парнишка по имени Тартунг<Подробнее о Тартунге, Афарге иприключениях Эвриха в Мо-номатане можно прочитать в романах Павла Молитвина“Ветер Удачи” и “Тень Императора” (СПб.: Азбука, 2001, 2002 и позже). >стоял рядом с Афаргой, пряча обратно в рукав так и не пригодившийся самострел-кванге.И тоже не мог взять в толк, чему радуется хозяин.

* * *

Избранный Ученик Хономер шагнул под арку во внутреннийдворик, старательно отводя взгляд от изуродованных тлением образов. Этопотребовало немалого сознательного усилия: слишком властно сказываласьмноголетняя привычка непременно вскидывать глаза и осенять себя знамениемРазделённого Круга. Однако продолжать творить священный символ на образа, изкоторых столь явно удалилась божественная благодать, было бы опаснымкощунством. А осквернять свой взгляд зрелищем гниения и распада Хономерупопросту не хотелось. Тем более что сегодня в полдень должны были прибытьновые, истинно чудотворные образа. Порождённые по наитию свыше и уже успевшиенаполнить Тин-Вилену слухами о своей истинно благой силе. Поговаривали даже,будто дивные лики, ниспосланные через вдохновенный резец юного мастераТервелга, дарили исцеление и твёрдость в правых делах не только вернымБлизнецов, но и последователям иных Богов, не брезгуя помогать даже никому иникогда не молившимся проходимцам вроде Ташлака.

Это последнее несколько настораживало, ибо, по мнениюХономера, чудесные святыни являли себя не в последнюю очередь радираспространения истинной веры. Но, с другой стороны, многоопытному Радетелюбыло отлично известно, сколь редко происходит явное и недвусмысленноевмешательство Богов в земные дела. Людям чаще всего предоставлено действоватьпо своему разумению… И пожинать заслуженные плоды. Вот он и будет действовать,как сочтёт наилучшим. Появятся образа – и он уж сумеет должным образом имираспорядиться…

…Уноты наставника Волка, не обращая внимания на продолжавшийморосить дождик, сидели вдоль дальней стены таким неправдоподобно ровнымрядком, что Хономер сразу обо всём позабыл и насторожился, тотчас поняв: что-тослучилось! Он окончательно уверился в этом, увидев самого Волка, стоявшего скаменным лицом впереди всех. Сам того не ведая, в эти мгновения Волк былнеобыкновенно похож на одного своего соплеменника, семь лет назад с точно такимже видом взбиравшегося на деревянный помост: “Отдашь ты его мне, если побьютвоего молодца?..”

Тот давний день был далеко не самым радостным в жизниИзбранного Ученика, ибо обозначил поистине выдающееся звено в прискорбной цепиего неудач. Слишком часто вспоминать о подобном значило лишиться успеха вбудущих делах, и Хономер поспешно вернулся мыслями к насущному. “Зря яотмахнулся от Ташлака, не расспросил его поподробнее. Он ведь упоминал остранной задумчивости Волка и предупреждал, что тот нечто вынашивает…”

– Что случилось? – останавливаясь посерединедвора, вслух спросил Хономер.

Волк неторопливо отвязал от своего пояса маленький кошелёк,так и не успевший сколько-нибудь значительно растолстеть.

– Скажи этому человеку, что я получил известие… –глуховатым голосом обратился он к лучшему уноту, мономатанцу. Урсаги.

Хономер никогда не бывал в стране веннов и весьма скуднопредставлял их обычаи. Но и общения всего лишь с двумя сыновьями этого племенивполне хватило ему, чтобы усвоить: если венн напрочь отказывается разговариватьс кем-нибудь напрямую – жди беды. Ибо такое молчание означает, что венн не вшутку прикидывает, не случится ли ему вскорости заплетать косы убийцы.

– Я получил известие о том, как этот человек поступил сНаставником, научившим меня и всех нас всему, что мы умеем, и не только всмысле кан-киро, – продолжал Волк. – Этот человек распростился сНаставником ласковыми словами, но сам отправился выслеживать его и притом нанялсебе в помощь мастера смерти, искусного в составлении ядов. Скажи ему ещё так,добрый Урсаги: мне доподлинно неизвестно, погиб ли Наставник, которого ониотравили, и только поэтому жрец по имени Хономер не будет мною убит. Но и житьв его крепости никто из нас более не намерен. Мы возвращаемся к своим народам,и благородное кан-киро будет распространено. Однако связывать его с именемнегодяя не будут ни в дальних странах, ни в ближних. Скажи ему, Урсаги: мыуходим. И пусть попробует удержать нас, если посмеет.

На памяти Хономера это, кажется, была его самая длиннаяречь… Избранный Ученик выслушал не перебивая, сложив на груди руки и ничем непоказывая, что всей кожей ощущает взгляды унотов, подобные раскалённым остриям.Он только теперь начал как следует понимать, что именно сотворил с унотамиВолкодав. За три года наставничества проклятый язычник сделался для нихдуховным водителем такой силы, какой он, Хономер, не достиг бы и за тридцатьтри. Если бы, к примеру, прямо сегодня из Тар-Айвана приехал облечённый властьюпосланец и отрешил его от сана Избранного Ученика, отправив в изгнание, –многие ли обитатели этого храма последовали бы за ним?.. Хорошо если хотя бынаученные кормиться непосредственно из его рук: кромешники да Ташлак. Аостальные? Променяли бы привычный уклад жизни под защитой храмовых стен – наскитания? По той единственной причине, что бесконечно поверили и полюбили его,Хономера? Избранный Ученик не привык обманываться и лгать себе самому. Онотчётливо понимал: вряд ли. Как и сам он когда-то не пошёл за…