Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже лежа в роскошной мягкой кровати, Виктория опять вспомнила своего дикаря… Стоило ей только остаться наедине со своими мыслями, Слейд тут как тут. Проклятие какое-то! Интересно, как он там один, думает ли о ней? Чёрта с два! Наверняка кается перед своей Кэтрин, что чуть не переспал с другой. Ну и поделом ему!
«Забыть, забыть, Господи, помоги мне забыть его!» — прошептала Виктория в подушку.
Но ни следующий день, ни последующие, пока ждали новый паспорт, не принесли никакого облегчения. Виктория, кажется, уже обошла все салоны красоты и магазины. Накупила самых нарядных и модных платьев, сарафанов и юбок с блузками, косметики, украшений, обуви и шляпок, но ничто не радовало её… Все мысли возвращались на проклятый остров к его хозяину с енотом. Словно заколдованный круг какой-то! Особенно длинными и тоскливыми были вечера. Она ничего не могла с собой поделать, разве что медленно сходить с ума, окружённая роскошью и заботой брата.
— Вика, хочешь на фуникулёр? Или в пещеры, или на морскую прогулку? Выбирай экскурсию! — тщетно пытался заинтересовать её Макс на следующее утро.
— Ничего не хочу, я устала, — отвечала Виктория и, уткнувшись в подушку, целый день так и пролежала на кровати.
— Завтра будет готов твой паспорт, и мы сразу же летим домой!
— Нет, Макс, никуда я не полечу! — девушка подняла голову и встретила полный удивления взгляд. — Отвезёшь меня обратно на Остров Бурь!
— Ты с ума сошла, Вика?! — ярко-синие глаза брата озадаченно сверкали, лицо выдавало напряжение. — Тебя ждёт роскошная светская жизнь: салоны красоты, вечеринки, подиумы, фотосессии, поклонники, наследство, в конце концов!
— Да провались она пропадом, эта чёртова роскошная жизнь! — Виктория отбросила подушку, перевернулась и уставилась в потолок. — Я хочу к нему, понимаешь? Не могу без него, потому что люблю! Не надо мне ни денег, ни драгоценностей, ни машин, ни особняков, ни поклонников! Я хочу чистить каждый день окуней, стоять у плиты, мыть посуду в ледяной воде у колодца, кормить попрошайку-енота и ждать Слейда, когда он вернётся с уловом, а на следующий день мы поедем на рынок…
Макс тихо выругался.
— Любишь, говоришь? Отвезу я тебя к нему, только успокойся!
Нина
Не останавливаясь ни на миг и боязливо оглядываясь, я довольно быстро добралась до трассы и поймала машину. Это попытка бегства сама по себе была экстримом, но после всего случившегося у меня не оставалось выбора.
В домашних тапочках, взволнованная, растрёпанная и без сумочки (деньги с документами я держала в кармане спортивного костюма) думала лишь об одном — хоть бы кто-нибудь остановился и как можно скорее. Меня совершенно не беспокоило, кто будет за рулём… А вдруг маньяк? Вот что значит отчаяние, когда бежишь от самой себя, даже страх не пугает, его просто нет.
К счастью, водитель оказался приветливым и совершенно не любопытным пожилым человеком.
— Я еду в Петрозаводск, могу подбросить. Нам по пути?
— Да, пожалуйста. В город, на вокзал. Это срочно!
По дороге мы всё же разговорились. Олег Владимирович возвращался к жене из Финляндии. Вся машина была забита продуктами. Их дочь только что родила здорового малыша, чем мужчина очень гордился.
Я же не удержалась и поведала историю своего спасения и о том, что жду ребёнка. Олег Владимирович тут же взял надо мной опеку, пытаясь накормить если не копчёностями, то сладостями. Есть не хотелось, лишь бы поскорее добраться до дома тёти Тани.
Звонить ей я не хотела, хотя мой спутник предлагал воспользоваться своим телефоном. Когда доберусь, то всё лично расскажу. И хорошо бы при этом не застать там Макса! Сейчас мне больше всего хотелось спрятаться от Батуриных…
…Уже в Петрозаводске Олег Владимирович довёз меня до вокзала и сам лично купил билет до Москвы, наотрез отказавшись брать деньги. Напоследок он всучил мне целую сумку с продуктами и водой. Удивительно, но помощь я приняла практически безропотно. Наверное, в моём состоянии это было неудивительным. Вот только как отблагодарить — не знала. Вряд ли когда-нибудь вернусь в Петрозаводск.
Всю дорогу в поезде я вспоминала, что со мной произошло, весь этот месяц, который я провела у Батуриных…
Больше всего мне было стыдно перед Георгием Степановичем. Надеюсь, он там, на небесах, простит меня за обман. Но ведь я действительно была уверена, что я Вика! Даже ругала и проклинала себя за то, что поехала развлекаться, когда отец тяжело заболел. Как же я привязалась к нему за это время и действительно чувствовала, будто нахожусь дома. Радовалась тому, что у меня такая большая семья, заботливые и доброжелательные братья… Лёшка такой внимательный и трогательный… Макс такой…
Нет, о нём лучше не вспоминать! Забыть то, что было той ночью, и никогда не возвращаться к этому…
…Уже вечером я добралась до знакомого дома на Бухарестской. Перед тем как подняться в квартиру, решила заглянуть в кондитерскую. Деньги пригодятся, их трогать не буду пока. К тому же у меня целая сумка еды, нужно только к чаю что-то купить. Может, небольшой тортик.
Уже по пути вдруг подумала, а что если тётя Таня решила уехать на выходные за город?.. Куда тогда податься?
Но и здесь удача была на моей стороне. В окнах квартиры зажёгся свет.
Увидев меня, тётушка всплеснула руками, но при этом не смотрела на меня как на привидение. Мгновенное подозрение закралось в душу. Неужели Макс уже здесь побывал и всё ей рассказал?!
— Господи, Ниночка, наконец-то, — всхлипнула тётя Таня, прижавшись к моей груди. — Я уже вся извелась.
Так оно и оказалось… Сюда действительно приходил Макс, а его человек, занимавшийся моими поисками, заглядывал почти каждый день.
Мы долго сидели, обнявшись — почти до самого утра. Я всё рассказывала и рассказывала о том, что со мной приключилось. Она тяжело вздыхала и охала, улыбалась и плакала, а я плакала вместе с ней.
Скрыть ничего не удалось — ни беременность, ни любовь, которая вспыхнула между Максом и мной. Тётя видела меня насквозь. Да и зачем? Было бы глупо пытаться спрятать свои чувства от единственного близкого человека, который по-настоящему меня любит. Мамы не стало, когда мне было одиннадцать лет. Острый аппендицит с гнойным перитонитом и заражение крови. Меня взяла к себе её сестра, у которой никогда не было детей. Всю свою нерастраченную материнскую нежность она отдала мне.