– Я заберу ее, ваше величество, – сказал Мариус осторожно, – мне можно?

Король поднял голову. Его лицо превратилось в страшную кровавую маску. Глаза выпучены, рот перекосило… И Мариус невольно восхитился тому, как мог играть король. Сам он бы не смог так.

– Я сам отнесу ее, – прохрипел Флодрет, – сам… И буду там, с ней… Пока вы… будете искать, кто ее так, мою ласточку.

Он так и не выпустил из рук холодное тело, которое никогда не было теплым. Всхлипывая и то и дело утыкаясь в белокурые волосы куклы. Мариус открыл портал, легонько подтолкнул туда короля и шагнул сам. Вывалились они уже в Надзоре, в заранее подготовленной комнате – и Мариус сразу же замкнул охранный контур, на тот случай, если будут желающие послушать и посмотреть, что дальше.

А дальше… Флодрет тяжело сгрузил куклу на подготовленный стол, и сам упал на стул рядом. С кровавой маски на Мариуса смотрели ясные голубые глаза.

– Дайте мне выпить, что ли, – медленно сказал король и вытер лоб, оставив на коже еще одну кровавую полосу.

Мариус и к этому подготовился. Взял из ведерка со льдом бутылку белого вина, налил в высокий бокал и подал Флодрету. Тот благодарно принял и опустошил бокал поспешными глотками.

– Еще.

– Где вы так научились, ваше величество?

На куклу старались не смотреть. Сходство с Леоной было просто поразительным, настолько, что делалось страшно.

– Что именно вас интересует? – сухо спросил король.

– Так играть.

Он пожал плечами, тяжело глянул на Мариуса.

– Мне это было нетрудно, Мариус. Я ведь жену похоронил. Все это… очень хорошо запоминается, никуда не денешься.

Напряжение медленно отступало, и Мариус налил и себе. Выпил.

– Леона в безопасности? – получилось хрипло и устало.

– Да. Я отправил ее с кормилицей в свои охотничьи угодья.

– Двоих?

– Я их отправил в таком виде, что мало кому они будут интересны, – заметил Флодрет, – не беспокойтесь. Больше вам ничего говорить не буду, так, на всякий случай.

Мариус покачал головой. Безусловно, король был прав. Меньше знаешь, меньше шансов разгласить секрет.

– А от вас я жду имена предателей, – улыбка на лице короля сделалась особенно хищной, – надо сказать, я вам крупно задолжал, магистр Эльдор. Что хотите взамен?

Мариус пил мелкими глотками прохладное легкое вино. Оно было терпким, с легкой кислинкой – очень благородный и дорогой вкус. А воспоминания, против воли, возвращались к Альке. Хотелось верить, что с ней пока все в порядке, и Энола не подвела. Да и вообще, то, что сегодня было между ним и его любимой девочкой, давало надежду… И одновременно вселяло тревогу. Он дурак. Надо было держаться. А если тварь, в которую превратился Магистр, могла подглядеть, заглянуть в его сознание, пока он забывал самого себя?

– Позвольте, я не буду сейчас оглашать мою просьбу, – сказал Мариус, – чуть позже.

***

Домой он вернулся за полночь, выжатый как лимон. Открыл дверь своим ключом, чтоб не будить никого из прислуги, и еще в холле нос к носу столкнулся с Дампи, которая уверенно тащила из кухни горячий кофейник, придерживая его полотняным полотенцем.

Энола Дампи была без личины, в свете ламп Мариус вдруг увидел, как сильно она сдала: похудела, подурнела, под глазами залегли тени. И веки были красными, припухшими, как будто Энола совсем недавно плакала. И вместе с тем какая-то отчаянная решимость застыла в каждой черте – решимость идти до конца.

– Ну, что там было? – мрачно спросила она, останавливаясь. Ее длинные пальцы, покрытые мелкими порезами и ссадинами, подрагивали.

Мариус, ничего не говоря, прошел в гостиную и, сбросив на спинку стула сюртук, упал в мягкое кресло.

– Да что… Флодрет сыграл отменно. Не ожидал от него…

– А я вашу невесту заперла в спальне.

Энола поставила кофейник на стол, прошлась по комнате, зябко обхватив себя руками.

– Когда запишете на мой артефакт то, что расскажет Фаэр, дайте его мне. Хочу сама отнести Флодрету.

Кресло было таким мягким, таким удобным, что глаза сами собой закрывались. Мариус сонно кивнул.

– Не боитесь?

– Не боюсь, – Энола Дампи ухмыльнулась, а Мариус вдруг подумал, что вот именно ее-то и следует опасаться Флодрету.

– А я вас жду, – сказала она, – времени в обрез, а вы как-то не торопитесь пробовать выходить в астральный слой.

Мариус вздохнул. Энола была права, но… все как-то руки не доходили. Хотя теперь он мог себе позволить выход в астрал, с таким-то резервом. И, наконец, надо было что-то делать, потому что сегодняшним совершенно безрассудным поведением он снова поставил под удар свою маленькую и любимую птичку.

– Я приведу себя в порядок и спущусь к вам, – заверил он и кое-как поднялся из кресла.

– Хорошо, – Энола взяла полотенце, подхватила со стола кофейник, – буду вас ждать внизу.

Потом он пошел на свою половину, набрал полную ванну горячей воды и с полчаса просто лежал там, откинувшись на бортики и закрыв глаза. Отчаянно хотелось спать, денек тот еще выдался, и Мариусу чуть ли не мерещились свежие простыни и подушка. Однако, нырнув под воду, он вынырнул, вытер лицо, а затем и вовсе выбрался из ванны. Нехорошо заставлять Энолу ждать.

Еще через полчаса, одетый, тщательно выбритый и причесанный,он спустился в подвал, где растрепанная Энола Дампи в одной руке держала паяльник, а в другой – очередную чашку кофе.

– Вы, конечно, можете и сами это делать, я тут не нужна, – заявила она сходу, – но все-таки мне тоже интересно посмотреть, как это, уходить в астрал. Да и вот, – кивок в сторону косой восьмерки, спаянной из сотен кусочков меди и серебра, – если что, это привязка к нашей реальности. Вернетесь, что бы ни случилось. Ломаете пополам – и уже здесь.

– А сейчас вы над чем трудитесь? – полюбопытствовал Мариус, заглядывая на подставку. Там шишкой топорщились сотни тончайших серебряных лепестков вперемешку с чем-то, похожим на портняжные булавки с цветными головками.

– Так записывающий артефакт, – усмехнулась женщина, отставляя пустую чашку, – надеюсь, что очень скоро он нам пригодится. Ну, что ж вы… Готовы? Берите ключик от дома. Я даже смотреть не буду, чтоб вас не отвлекать.

И принялась дальше припаивать тонкие и узкие, словно коготки, пластины к новому артефакту, временами заглядывая в открытый блокнот с расчетами.

Мариус постоял-постоял, побрел зачем-то в дальний угол подвала. Потом вспомнил, что не взял ту самую восьмерку, вернулся за ней. Снова ушел подальше от стола, в затемненный угол. Решимость медленно, но верно таяла, и он ловил себя на том, что готов цепляться за что угодно, лишь бы не пробовать…

Да, оставалось признать, что было страшно, как следует страшно.