Лев взялся за край люка и потянул. Мышцы его руки гудели, как электрические провода под высоким напряжением. Люк распахнулся легко и беззвучно. Тело мужчины медленно вывалилось наружу и с глухим стуком упало на кафельный пол, развернувшись, как дохлая гусеница. Лев удивленно уставился в знакомое лицо, принадлежащее его недавнему знакомому Александру, попутчику из поезда. Оно было бледно-серым, как пепел, без признаков жизни. Вся одежда Александра была насквозь пропитана кровью, наводя на мысль о четырех изувеченных трупах в столовой. Это он их убил или сам пострадал от неизвестного маньяка? Лев присел на корточки и придавил большим пальцем вену на запястье мужчины. Пульса не было. Подождав пару минут, Лев убедился, что тот мертв. «Похоже, чудодейственная процедура Лобачева совсем не помогла несчастному», – решил он и тут же вспомнил, что Лобачев помещал в установку взрослых вместе с детьми. С гулко бьющимся сердцем и срывающимся дыханием Лев нагнулся и заглянул внутрь просторной емкости. В ней оказалось два отсека, и в одном из них находилось еще одно тело. Лев успел заметить детские ноги в голубых сандалиях, прежде чем у него потемнело в глазах. Он рухнул на колени и зажмурился, пытаясь сохранить равновесие. Кровь оглушительно стучала в висках. Руки отказывались слушаться. Мысль о том, что его дочь, которую он наконец-то нашел, может оказаться мертвой, сковала мышцы, будто внезапный паралич.

Прошло несколько секунд, прежде чем Лев сумел справиться с шоком и вновь открыл глаза. На периферии бокового зрения в дверном проеме покачивался человеческий силуэт. Лев повернулся. Александр, живой и невредимый, стоял на пороге. В то же время Лев видел, что выпавшее из люка мужское тело продолжает неподвижно лежать на полу. Он перевел взгляд на труп, подозревая, что ошибся, приняв его за тело Александра, потом вновь посмотрел на стоящего в дверях. «Близнецы?» – мелькнула мысль, но сходство было абсолютным – такое невозможно даже у близнецов. Совпадали не только лицо и одежда, но даже форма огромных багровых пятен крови на ней. «Раздвоение. Отделение астрального тела от физического. Фантом», – вспомнил Лев фразы из только что прочитанной докторской статьи.

Тем временем за «ожившим» Александром возникло какое-то движение. Кто-то был за его спиной – похоже, будто несколько человек стояли сзади, переминаясь с ноги на ногу. Чьи-то головы покачивались за его плечами, однако лиц было не разглядеть. Видно было только, что кожа на них сплошь красная и влажная, будто измазанная свежей кровью. И еще послышался негромкий звук – странный, похожий то ли на глухое утробное рычание, то ли на страдальческий стон. В следующий миг единый стон разделился на несколько голосов и зазвучал громче. Казалось, и голов за стоящим в дверях Александром прибавилось, будто там собралась целая толпа, издающая угрожающе-требовательный гомон.

«Живой» Александр разглядывал лежащее на полу собственное тело. Выражение недоумения застыло на его лице. Он будто не замечал Льва, полностью поглощенный невероятным зрелищем. Брови его сошлись к переносице, рот растянулся в дикой гримасе, в глазах плескался ужас. Александр издал утробный стон, слившийся с хором воющих голосов за спиной, затем обернулся к стоящим и закричал. Толпа неизвестных окровавленных людей набросилась на него подобно стае голодных волков, повалила на пол, заметалась над ним алым клубком, будто пытаясь разорвать на части. В воздухе мелькало множество багровых рук, и Льву показалось, что вместо ногтей на пальцах жутких существ сверкают металлические лезвия хирургических скальпелей. Жалобный вопль Александра потонул в хищном рычании навалившейся сверху толпы.

Лев смотрел на разворачивающуюся перед ним кровавую сцену, не шевелясь, словно в каком-то гипнотическом оцепенении. Звериный вой оглушал, раздаваясь прямо внутри его головы, нарастая одновременно со страхом потерять контроль над собственным рассудком. Вдруг ему показалось, что куча липких, издающих чавкающие звуки тел постепенно уменьшается, как если бы жертва постепенно пожирала напавших на нее монстров. Их и в самом деле, становилось все меньше, и вскоре из-под кишащей кучи показались ноги Александра. Лев увидел, как существа, скачущие на теле поверженного мужчины, вонзают в него когти-скальпели и зубы-иглы, но не пожирают жертву, а сливаются с ней, исчезая внутри тела, которое, напротив, разбухает и растет. И меняется. Руки Александра стали походить на пучки ножей, связанных между собой за рукояти, одежда полопалась и рассыпалась в лохмотья, обнажив потрескавшуюся кожу, разъехавшуюся и сползающую с конечностей целыми лоскутами. И вот исчезло последнее существо. Остался лишь Александр, но узнать его теперь было невозможно. Вместо него на полу лежало гигантское бескожее чудовище, скаля саблевидные зубы и стуча по кафельной плитке ножами-пальцами. Оно, казалось, еще продолжало борьбу по инерции, но вдруг осознало, что нападавших больше нет, и заворочалось, начиная подниматься. Дверной проем оказался тесен для его раздавшихся плеч, и обезображенный Александр ввалился внутрь лаборатории, едва не рухнув прямо на Льва, чудом успевшего отскочить к противоположной стене.

Александр-монстр с черными глазами-дырами раскрыл бездонную пасть, утыканную несколькими рядами игловидных зубов. Оттуда, из пасти, хлынул нестерпимый смрад, вызвав у Льва приступ удушья. Отступать было некуда: за спиной – холодный кафель, впереди – чудовище, огромное, как гора, уже приготовившееся обрушиться на него, слева – кушетка. В отчаянной и заведомо тщетной попытке хоть как-то защититься Лев схватил ее обеими руками и, выставив железными ножками вперед, ринулся прямо на чудовище.

Что произошло потом, до него дошло не сразу. Почему-то кушетка не встретила препятствия на своем пути и свободно прошла сквозь то место, где должен был стоять перевоплощенный в монстра Александр, а ноги Льва споткнулись о тело прежнего Александра, лежащего на полу возле открытого люка. Потеряв равновесие, Лев полетел головой вперед, выпустив из рук кушетку. В следующий миг он с размаху впечатался лбом в дверной косяк, отчего перед глазами вдруг взметнулся звездный фонтан и вскоре погас, уступив место сплошной темноте.

Лев лежал и смотрел в эту темноту, чувствуя, что и она тоже на него смотрит. Взгляд ее невидимых глаз был тяжел и давил, словно чугунные гири. Хотелось спрятаться от него, но деться было некуда: враждебный взгляд темноты шел отовсюду, и скрыться от него было невозможно. И выносить его было невозможно: казалось, сознание Льва плавится под его натиском. И вот Лев уже не был уверен, что понимает, кем является на самом деле. Ему казалось, что темнота знает о нем больше, чем он сам. Ей известно все, что сам он так старательно вытеснял из своей памяти и теперь не мог вспомнить, что же это было, зная лишь, что это что-то неприглядное, постыдное, унизительное. Лев был уверен, что у каждого человека есть в прошлом такое, что хочется спрятать. Он ничем не хуже остальных. Не лучше – да, но и не хуже. Обычный человек. Все прячут, и он спрятал, в надежде показаться самому себе немного порядочнее. Одного он не учел: от темноты ничего спрятать нельзя.

Внезапно все изменилось: неизвестно откуда появившийся узкий краешек солнца разбрызгал повсюду ослепительные лучи, и темнота поблекла и растаяла. Ощущение чугунных гирь, придавивших веки, вмиг исчезло, и Лев смог открыть глаза. Солнечный свет густо лился в дверной проем из соседней комнаты, наполняя живительной силой утомленное тело. Он повернул голову в одну сторону, потом в другую, оглядывая пространство и прислушиваясь к собственным ощущениям, чтобы оценить серьезность травмы. Странно, но ожидаемой им вспышки боли не было. Не было и монстра-Александра. На полу рядом с ним лежал обычный Александр, бездыханный, как и прежде. Лев осторожно поднялся, опасаясь, что после удара лбом о дверной косяк может не удержать равновесие, но встать на ноги удалось легко. И совсем, совсем ничего не болело! В это невозможно было поверить! Так не бывает! В чем же дело? Почему он не чувствует последствий удара?