Люба, конечно же, кинулась его утешать.

– Ну что ты, Родинька, как ты можешь так говорить? Мы стобой уже давно муж и жена, ничего особенного в сегодняшней ночи нет. У тебябыл трудный день, ты переволновался, ты устал. Любой другой на твоем месте тожес ног валился бы или уже спал бы в стельку пьяный. Ты вообще умница, почтиничего не пил, про тебя никто не сможет сказать, что ты валялся головой всалате и лицо потерял, ты вел себя безупречно, несмотря на то, что у тебя такболел живот, никто даже ничего не заподозрил. Знаешь, тебе надо сейчас лечь,свернуться калачиком и постараться уснуть. А утром все пройдет.

– Думаешь? – с надеждой спросил он.

– Я уверена. Бог с ними, с подарками, завтра всепосмотрим, а сейчас давай я тебя уложу и убаюкаю. Нет, подожди, ты ложись, а ятебе горячего чайку принесу, всю эту еду, которую мы сегодня слопали, надообязательно запить большим количеством горячего чая, меня бабушка так учила.

Родислав с удовольствием забрался в постель, подсунул подспину две подушки – свою и Любину – и согнул ноги в коленях. Так действительнолучше. Какая же все-таки Любаша молодец, всегда знает, как сделать так, чтобыему было хорошо!

Люба принесла из кухни поднос с двумя чашками дымящегосясвежезаваренного чая. Чашки были новыми, Родик их никогда прежде не видел.

– У нас новые чашки? – спросил он.

– Это Тома подарила нам с тобой, я не утерпела ираспаковала, пока чайник грелся. Правда, красивые?

– Красивые, – согласился Родислав. – А ещетам что в подарках?

– Ну, там всякое… для хозяйства в основном. Можно подумать,что мы с тобой на пустом месте в новой квартире начинаем совместную жизнь.Набор посуды на шесть персон, набор кастрюль, скатерти, салфетки, рюмки.Правда, книги тоже есть. А Андрей какой молодец, Вознесенского достал! И когдатолько он успел? Ведь он сегодня ночью в Москву прилетел.

– У него есть знакомый спекулянт, мне Андрюха самрассказывал, давно еще, до армии, он у этого спекулянта всякие нужные вещиприобретал. У него же зарплата была хорошая, он мог и переплачивать.

– Тогда понятно, откуда нейлоновая рубашка, –улыбнулась Люба. – И Аэлла очень хороший подарок сделала, правда? Такоебелье необыкновенное – прелесть! Давай завтра его постелим, чтобы было красиво.

– Ладно.

– И браслет очень красивый. Только он, наверное, такойдорогой… Никогда не думала, что Аэлла может мне подарить такую дорогую вещь.Вот так с себя снять и запросто отдать.

– Я тоже от нее не ожидал, – призналсяРодик. – Широкий жест, красивый. Только я думаю, что таких браслетов у неевидимо-невидимо, благодарные клиентки ее матери без конца подарки привозят, такчто и отдать не жалко. И насчет того, что над ним мексиканские индейцы обрядпроводили, – наверняка вранье.

– Это точно!

И они дружно расхохотались, вспомнив заклинание противчерной старухи.

– А старухи-то с тех пор в лесу действительно никтобольше не встречал, – сквозь смех проговорил Родислав. – То-то Аэлларадовалась, небось ребятам вовсю заливала, что это она ее извела на корню. А теи верили.

Родислав отдал Любе пустую чашку, боль действительно сталапонемногу утихать, то ли от чая, то ли оттого, что больше не было поводовнервничать: свадьба позади, а Люба ясно дала понять, что на близости настаиватьне собирается. Она же обещала его убаюкать…

Он так и уснул, полусидя, держа жену за руку.

Проснулся Родислав посреди ночи, понял, что ему неудобно,стал укладываться пониже и обнаружил у себя под спиной обе подушки, а рядомувидел спящую поверх одеяла и без подушки Любу, укрытую тонким халатиком. Нанего накатили нежность и умиление: какая она все-таки… Самая добрая, самаяласковая, самая понимающая. Самая-самая лучшая.

* * *

– А дальше там все очень обыкновенно, – доложилВорон, вернувшись из очередного путешествия. – Через какое-то время Любазабеременела, а в мае 1965 года умерла Анна Серафимовна, буквально две неделидо правнука не дожила. Люба на похоронах с большим животом была, уж она такпереживала, так убивалась по бабушке, что я даже испугался: не родила бы прямотам, на кладбище. Но ничего, обошлось. Через две недели, в самом конце мая,родился мальчик, назвали Николаем, в честь деда. Люба взяла академическийотпуск на год, сидела с ребенком, потом его отдали в ясли, и она вернулась винститут. Так и учится там. Ну что тебе еще рассказать?

– Ты про квартиру, про квартиру-то скажи! Получили ониквартиру?

– А как же! Как и планировали, Люба как разтолько-только забеременела – и Головину дали две квартиры, для его семьи и дляЛюбиной, Родика-то они успели к себе в барак прописать, так что все чин почину. Правда, молодым однокомнатную выделили, у Любы тогда еще справки обеременности не было, но тут Клара Степановна проявила широту натуры. Зачем ейодной, дескать, четырехкомнатные хоромы, но и уступить их сыну, а самой жить водной комнате она тоже не хотела, привыкла к просторам-то, вот она и предложилаобмен: ее квартиру и Любину обменять на трехкомнатную для молодых идвухкомнатную для себя. Это всех устроило. Пока обмен искали, пока документыоформляли, пока переезжали – Люба уж на сносях. А тут еще Бабаня померла.Еле-еле бедная девка успела сессию досрочно сдать – и в роддом отправилась.

– Ты мне про сынка расскажи, про мальчика, –попросил Камень. – Каким он получился?

– Да кто ж его знает, каким он получился отрождения, – философски заметил Ворон. – Важно, каким он получился врезультате воспитания. А с воспитанием там – полный швах! Отец в университетеобразование получает, мать сидит дома с ребенком, ей обе бабки помогают по мересил, поскольку сами-то пока работают, им до пенсии еще – глаза выпучишь. Люба,конечно, справляется, она быстрая, ловкая, проворная, но ведь не высыпается нифига! Пацан пореветь любит, особенно по ночам, а ночью любимый муж Родиславдолжен спать, чтобы хорошо учиться, а ребенок умолкает только на руках, вотЛюбе и приходится целыми ночами Николеньку таскать взад-вперед. А Родиквыспится – и бегом в университет, да оттуда домой-то не особо торопится, чтобыжене помочь, все больше в библиотеке просиживает, занимается. Нет, я ничего нехочу сказать, он сыном гордится, радуется, что у него парень растет, толькопусть он растет как-нибудь без него, без Родислава, без забот, хлопот ибессонных ночей.

– Ну что ж, типичная картинка, – усмехнулсяКамень. – А что бабки? Как они с внуком?

– Да как с писаной торбой! Ты слушай, не перебивай,сейчас самое интересное начнется. Значит, наша Клара выписывает изТмутараканска свою мамашу, невестке в помощь. Софью Ильиничну. Бабу Соню, сталобыть. Та, как только Николашу увидела, так в крик: дескать, точная копия еененаглядного Степушки, Клариного папаши, значица. Степушку этого никто в глазане видел, он помер, когда Кларе было не то три года, не то четыре, она его и непомнит вовсе, только фотки его на стене да в альбоме видела. Ну а уж проостальных и говорить нечего. Клара, натурально, никакого такого сходства сосвоим покойным папашей у внука не наблюдала, но баба Соня твердо стояла насвоем: и глазки точно такие же, и улыбка такая же, и весь он – ну точь-в-точьтакой же. Поселилась она у Клары и каждый день, как на работу, к восьми утра приезжалак Любе помогать. А уж по вечерам и по воскресеньям Зинаида с Кларойподтягивались. Так до года Николашиной жизни дотянули, потом решили в яслиотдавать – Любе же надо в институт возвращаться, образование заканчивать.Отдали. А парень сразу же и заболел. Вылечили. Снова в ясли отправили, а онснова заболел. То ли простужаются они там, то ли что… Ну, тут все бабки какодна выступили, единым фронтом: надо младенца из яслей забирать, пусть домарастет. Люба согласилась. И опять баба Соня каждый день с самого утра являетсяс правнуком сидеть и уходит, когда вечером мальчика спать укладывают. Потом уКлары отпуск случился, и она попросила, чтобы Люба отдала Николашу ей на целыймесяц, мол, мы вдвоем с мамой с ним посидим, с вы с Родиком хоть вздохнете свободно.И опять Люба согласилась, не из-за себя, конечно, ей-то мальчонка со всемисвоими капризами только в радость был, ради мужа согласилась, видела, чтоналичие малыша в доме изрядно его утомляет. Месяц прошел, баба Соня правнука неотдает – иди, мол, Любочка, в институт, занимайся как следует, приобретайпрофессию, мужа холь и лелей, а мы уж тут как-нибудь… Люба сына безумно любит,но мужа-то она тоже любит, и точно так же безумно, и вроде как выходит, что засыном-то есть кому смотреть, а муж у нее без присмотра остается, если всевнимание сыну уделять. И Родислав за то, чтобы Николашу у Клары с Сонейоставить. Ну и оставили. Вроде как временно. Но сам знаешь, временное – оносамое постоянное и есть. Так что Люба превратилась в приходящую мать, каждый деньпосле института ехала к Кларе сыночка повидать, потетешкаться с ним, потомдомой мчалась чистоту наводить, еду Родиславу готовить, рубашки ему стирать ипуговицы пришивать. Ну и потом, она ж совсем еще молоденькая, ей двадцать одингод, ей и в компанию хочется с друзьями, и в кино, и на выставку сходить.Родислав учебу закончил, стал работать следователем, у него рабочий деньненормированный, и устает он сильно, это тоже надо понимать и учитывать. Ну ауж как воскресенье настает – Люба с утра пораньше к Кларе едет на целый день, ицелый день сына облизывает, в попку ему дует, называет золотым и драгоценным, исамым лучшим на свете мальчиком, единственным и неповторимым, и всем егокапризам потакает, и все его просьбы удовлетворяет. Ну, ее можно понять, все-такиона по нему сильно скучала, видела-то на неделе всего по два-три часа в день,вот в воскресенье и отрывалась по полной программе.