Вот уже двадцать лет с тех пор, как его оторвали от отца, Люк брал сырые компоненты и создавал из них что-то невероятно красивое, отдавая крошечные волшебные капли своего сердца и позволяя им уйти из его рук. И их уносили, чтобы они были съедены.

Он даже не пытался удерживать своих су-шефов, которых учил и воспитывал, в которых вкладывал свою душу. И когда они были готовы, он давал им денег взаймы, чтобы они могли начать собственное дело, и отсылал их, чтобы они поднялись ввысь.

Он и ту девочку не смог удержать. В зимний день на детской площадке их было только двое – все его ровесники были в школе. В мире не могло быть никого, кто отличался бы от Люка сильнее, чем эта девочка. Волшебная маленькая принцесса пяти или шести лет от роду, вся золотая, с почти неземными чертами лица, симпатичная девчушка, будто живущая вне времени. Может быть, она убежала из волшебной страны и появилась в напряженном, беспокойном мире, каким был Париж?

Она смотрела на Люка так, будто он был само совершенство. А у него была поношенная, бедная одежда, скованные, грубые манеры и угрюмое знание того, что все смотрят на него сверху вниз. Или вообще не замечают.

Волшебная маленькая принцесса, которая была такой крошечной, такой очаровательной и красивой, что по сравнению с ней все те элегантные снобы в метро выглядели бы дикарями, следовала за ним по детской площадке, а он красовался перед нею. Она пыталась делать то же, что и он, но он спрыгнул с рукохода, стал перед ней и сказал, чтобы она была осторожна.

Ему хотелось, чтобы она была его младшей сестрой, хотелось удержать ее. Тогда она восторгалась бы только им одним. Он даже придумал сказку, в которой был ее темным рыцарем[96], а она – его принцессой. Много раз он мысленно играл в эту сказку после того, как отец приехал и забрал его, а ее увела няня. Да и после того, как Бернар взял Люка на воспитание, он часто думал о той маленькой девочке, когда добавлял какой-нибудь штрих или завитушку к пирожному, и представлял себе, как она захлопает в ладоши от восхищения и посмотрит на него, будто он и есть весь ее мир.

В десять лет он понял, что маленькой девочке будет нужно, чтобы он защищал ее, только когда он вытащит ее из яркой, счастливой жизни и поместит в собственный темный мир. И ему не о чем будет беспокоиться, пока она будет обожать только его одного. Пока будет смотреть на него как на само совершенство.

– Ты не увольняешься? – спросил Патрик следующим утром после того, как многократные попытки раздразнить Люка вообще не привели ни к какому ответу, хотя бы жесту. Люк стоял в раздумьях, и руки его были прижаты к мрамору. – Это правда? Тогда почему ты кажешься… очень тихим.

– Я думаю, – прозвучал ответ. В зеркальной поверхности сердцевидного шоколадного tarte[97]его лицо выглядело точеным, решительным, будто он родился из хаоса и был готов к войне с богами. – И да. Я не увольняюсь. – Люк разложил в одну линию четыре лепестка розы на tarte и возвысил голос, чтобы перекрыть кухонный шум. – Всем слушать. Сегодня вечером у нас будет новое меню.

Саммер собиралась спросить Патрика о драке, – в конце концов, он всегда хорошо относился к ней, – но как только увидела его в холле, многое прояснилось.

– Подожди. – Она преградила ему дорогу. – Так он подрался с тобой?

Патрик попытался усмехнуться, но не смог – после нескольких-то ударов. Но в уголках его глаз таилась улыбка.

– Не вините себя. Я много лет пытался вызвать его на драку.

– Винить себя?

– Ой! Зря я это сказал.

Патрик закрыл рот жуткой рукой с опухшими костяшками.

– Погоди. Теперь я могу уволить его? Не могу же я допустить, чтобы он дрался со своими сотрудниками.

И тогда она будет спасена от… она уже и сама не знала, от чего. Ее сердце приходило в ужасное замешательство, когда она думала о Люке, и она прилагала все силы, чтобы не броситься на него и не просить спасти ее от огромного числа мужчин в темных костюмах.

Если забыть о том, что она уже успела однажды броситься на него и просить, чтобы он спас ее.

Патрик засмеялся:

– Мадемуазель Кори, я понимаю, как порой хочется задушить Люка, но вам, пожалуй, лучше не сублимировать[98]ваши чувства в страстное желание уволить его. То есть вы могли бы взять меня в качестве chef pâtissier, но, думаю, я предпочел бы двигаться дальше самостоятельно. И получить собственные звезды. Я не так уж заинтересован в краже чужих. Кроме того, мне нравится этот ублюдок.

– Что же в нем может нравиться? – недоверчиво спросила Саммер.

– Его перфекционизм, страсть к работе, воображение, терпение, пусть даже из-за всего этого мне время от времени хочется его ударить. Его самообладание, из-за которого ударить его хочется все время. Его дисциплина, чувство юмора и joie de vivre[99]. Кроме того, знаете ли, на свете не так много кондитеров, кто готов позволить вам научиться у них каждой чертовой мелочи и затем поддерживать вас, когда вы уходите, чтобы стать их конкурентом. Или таких, кто готов взять пропащего пятнадцатилетнего мальчишку под свое крыло и стать для него той опорой, на которую он может рассчитывать даже двенадцать лет спустя. Только не говорите ему ничего из того, что я наговорил вам, ладно?

– Мы не в тех отношениях, чтобы по-дружески сплетничать, – очень сухо заметила Саммер.

– Ну, ясно, нет, но всегда есть разговоры в постели.

Саммер вытаращила на него глаза, будто этот ленивый, добродушно-веселый серфингист ударил ее под дых.

И все это успел сделать в ожидании следующей волны.

– Его joie de vivre? – Саммер, как могла лучше, проигнорировала упоминание о разговорах в постели… – Мы говорим об одном и том же человеке?

– Нет, потому что с того дня, как вы появились, он сам не свой. Ой, зря я это сказал. – Патрик притворно поклонился и отошел. Немного не дойдя до угла, он остановился и повернулся к Саммер: – Между прочим, он выглядит так же плохо, как и я, просто он прячет большую часть этого. Я метил ему в ребра. Не знаю, как сравнить наши ранения – возможно, вы могли бы снять с него рубашку.

Засмеявшись, Патрик скрылся за углом.

Ученики Саммер назначили видеоконференцию на половину восьмого, когда обе стороны мира не спят. Улыбки замирали из-за медленной, прерывающейся связи. Всякий раз, когда изображение застывало, она слышала, как самые маленькие жаловались, что она не двигается, и спрашивали, почему. Было слышно, как Келли, заменившая Саммер, успокаивает ребят. Келли была честолюбивой выпускницей колледжа. Она работала у отца и ухватилась за возможность выручить Саммер Кори, проведя три месяца на островах.