– Что ж, повеселись хорошенько. Я тогда тут буду. – Поднимает палец. – Пойду в правильном направлении. Увидимся через неделю.

Я отклоняюсь влево. Проверяю его выражение. Сворачиваю правее. Он смеется, отчасти рассеивая мое беспокойство от пробуждения. Конечно, сейчас все не как прошлой ночью, но и от предыдущего утра отличается. Черт его знает, где мы сейчас.

– Готова открыть пятое сокровище? – спрашивает он, когда я возвращаюсь.

Коричневый пакет ощущается будто каменный в рюкзаке, ждет, пока его развернут, но я еще не готова так все закончить.

– Когда мы вернемся. Это будет наградой за то, что нас не съели медведи.

– Медведи – одиночки. Если мы и наткнемся на кого-нибудь, численный перевес за нами. Ну, то есть никакой медведь не погонится за мной, когда сзади будешь плестись ты.

– Эй!

– А ты не зевай.

– Понимаю, почему тебя в лагере не любили.

Уэсли снова смеется – пора уже начать считать эти моменты и сравнивать со вчерашним рекордом.

– Нет, в лагере меня не любили, потому что я отказывался делать так. – Он резко замирает прямо передо мной и отклоняется назад.

– Стой! – успеваю крикнуть я, но уже поздно, он уже падает на меня. Я машинально обхватываю его за талию, будто собираюсь молить дать мне сил удержать этого огромного представителя рода человеческого, но он тут же выравнивается. И прижимает мои руки к себе, притягивая меня ближе. Чуть оборачивается, улыбаясь:

– Попалась.

– Слава богу, – вздыхаю я. – Ты слишком большой.

– Было бы желание, а способ найдется, – отвечает он, через мгновение отпуская меня. Не могу понять, шутит он или о чем-то сожалеет.

Вот она, проблема с влюбленностями. Начинаешь сомневаться, а взаимно ли оно, даже если в теории все признаки прямо перед тобой. Даже если я когда-нибудь выйду замуж, и то весь путь до алтаря буду волноваться, вдруг вся свадьба – тщательно продуманный розыгрыш, и жених сейчас скажет: «Купилась!» Своему суждению я тут доверять не могу.

Дорога обратно кажется гораздо короче, чем сюда, – мы не останавливаемся искать сокровища и идем на такой приличной скорости, что я уже не уверена, понадобится ли нам приготовленный на сегодня ланч. Делаем остановки скорее ради меня и моих бедных уставших ножек и спины. Уэсли заставляет накладывать ту зеленую мятную пасту каждые два часа.

– Кусочек пропустил, – не могу удержаться я, постучав его по носу.

Уэсли улыбается, у глаз появляются морщинки.

– Ты тоже. Сейчас помогу. – И прижимает ладонь к моему лбу, оставляя зеленый отпечаток.

– Спасибо тебе большое.

– Обращайся, – подмигивает он.

Сквозь густую листву свет едва пробивается, и мы совершенно теряем чувство времени: когда наконец выбираемся на открытое место, небо демонстрирует поздний вечер, а не день. Впереди собираются мрачные тучи, угрожающе надвигаясь в нашу сторону.

– Ничего хорошего это не предвещает, – бормочу я.

Уэсли забирает у меня рюкзак, бросив лопату.

– Надо поторопиться.

– Я физически не могу идти быстрее. Спина все еще злится, что ночью ей не дали матрас.

– Я-то уже привык к спальному мешку, – отвечает он, и в памяти тут же всплывает картинка его спальни на чердаке и лежащей у подушки нарисованной Мэйбелл. – Тебя понести?

Он что, серьезно?

Ну конечно. Конечно, серьезно.

Уэсли предлагает мне воплощение моей нелепой фантазии и даже не знает об этом. Если я скажу да, заставив бедного парня вдобавок ко всему прочему нести еще и взрослого человека, точно попаду в ад.

И все же я задумываюсь на несколько секунд.

– Ты сильный, – вздыхаю я, с сожалением отказываясь от этой мысли. – Но все же уязвимый. Этого ты не выдержишь.

– Я вовсе не сильный, – скромно возражает он, опустив голову. – Но ради тебя могу быть.

Он ускоряет шаг, сильно обгоняя меня, чтобы я не увидела его лица. Я рада, что и моего он тоже не видит. Сейчас важнее всего как можно скорее добраться до дома, чтобы уже можно было разойтись по разным этажам. Если я проведу в обществе Уэсли еще час, точно успею непоправимо опозориться.

Так и представляю, как, захлебываясь от избытка чувств, вываливаю на него все и сразу. «Прости, я не хотела, это так неожиданно возникло», – лепечет гипотетическая Мэйбелл. И выражение Уэсли – сначала пораженное, затем уязвленное. Этой картинки достаточно, и я немедленно ускоряю шаг. Такие мелочи, как превратившиеся в расплавленные маршмеллоу мышцы, несущественны – иногда инстинкт самосохранения требует жертв. Становится все очевиднее, что вернуть разум мне может только неделя полного одиночества. Доверять самой себе уже нельзя.

Уэсли предупреждению не внимает. Все его действия чудовищно разрушительны: он передает мне свою фляжку, чтобы последний глоток достался мне, показывает похожих на животных облака. Обхватывает мое запястье двумя пальцами. Я тут же замираю на месте, и душа чуть не вырывается из тела, когда он опускается на колени и завязывает мне шнурок.

Не могу на это смотреть. Стискиваю зубы, решительно глядя на приближающиеся дождевые тучи, но он и их испортил. Никогда больше не смогу спокойно смотреть на облака – только вспоминая его «Вон там, это же кролик с мягкими ушками», сказанное глубоким приятным голосом.

Даже не задумавшись, не вздрогнув, он просто опустился в грязь и теперь почти касается головой моей талии, а его длинные, огрубелые пальцы, которые могут и рисовать морских чудовищ на стене в бальной зале, и выращивать сады, бережно возятся с моими запачканными ботинками.

– Пролетая под мостом, сквозь колечко и прямо… – бормочет Уэсли себе под нос. Простая считалка для завязывания шнурков не может оказаться последней каплей. Я запрещаю.

– Мы уже близко, да? – даже не пытаясь скрыть отчаяние, спрашиваю я, когда мы вновь пускаемся в путь.

– Я тебе надоел? – покосившись на меня, вроде бы шутливо спрашивает он, но я замечаю в голосе опаску и обеспокоенность.

– Просто пытаюсь защитить тебя от дождя. – Ответная улыбка выходит какой-то дрожащей. – Может, ты забыл, но на тебе белая футболка.

– И что? – с коротким смешком удивляется он.

– И то, что люди в мокрых белых футболках выглядят очень… отвлекающе. – Не смотри на меня так, это факт. Все знают.

В глазах у него мерцают искорки, он скользит взглядом по моему топику и джинсам.

– Твоя футболка тоже белая.

Мне приходится проверить. И правда.

Когда мы вновь сталкиваемся взглядами, зрачки у него расширились так, что радужки почти не видно. Я падаю с утеса, цепляясь всего одним пальцем. Холодная капля ударяется о плечо, затем о другое, стоит мне поднять голову. Уэсли щурится, подняв голову к небу.