— За рощей. К тебе подлащивается. Ты больно грозен, суров.Она тебя боится.

— За рощей? — повторил Олег встревоженно. —Далековато. Не успеет обернуться до ночи.

— Взяла коня, — ответил Томас виноватымголосом. — Старается! Грех такую овцу винить. Господь таких прощает.

— Сэр Томас, у нее же ветер в голове!.. Как можно былоотпустить?

Томас с неловкостью отвел взор, щеки его окрасилисьрумянцем:

— Сэр калика, я был в сложном положении. Я говорил освоей верности прекрасной Крижине, а она — что нас никто не видит! Я о том, чтоПречистая Дева осуждает даже помыслы, а она — что ты уже спишь, а если неспишь, то варишь зайца с такими специями, от которых полыхает пожар в крови...

Олег хмуро молчал, слова Томаса доходили как сквозь вату. Вразгоревшемся костре пламя стремительно менялось, сгущалось кроваво-темными тенями,высвечивалось оранжевым, почти белым, и также стремительно метались призрачныевсадники, летели стрелы, рушились башни, горели города.

— Не поискать ли? — слабо предложил Томас, но нешевельнулся.

Олег покосился на темное небо, где звезды проступали целымироями, покачал головой:

— Не успеваем. Уже темно, следы не различишь. Если невернется сама, на зорьке поедем искать. Ночи здесь летом короткие, не успеешьсоснуть, как рассветет.

Томас продрог, проснулся от холода. Костер прогорел, насветлеющем небе вырисовывалась гигантская фигура, что уносила седла, перевязи смечами, копье Томаса. В сторонке фыркали кони, звучно хрустели сочной травой.Темная фигура приблизилась к коням, начала седлать, лишь тогда Томас стряхнулсонное оцепенение, вскочил, ежась, передергиваясь всем телом.

— Не явилась?

— Упустил, — ответил Олег мрачно, — поедемискать.

— Прости, сэр калика. Моя вина... Вдвойне. Лучше быоставить ее в том домике.

Они взобрались на коней, Томас спохватился, поблагодарилнебрежным кивком — все-таки сэр калика не обязан седлать коня для него. Хоть ипростолюдин, но из свободных, не зависимый виллан, не посаженный на землюиомен. Если выказывает уважение, то и ему надо отвечать тем же, так завещалаПречистая Дева Мария.

— К роще? — спросил Томас.

— Езжай. А я проеду левее. Там спуск, ручей, а возленего много травы, разных корешков. Целебных и... ядовитых.

Томас унесся в сторону рощи, а Олег пустил коня легкойрысью, всматриваясь в траву, где часто встречались следы копыт оленей и кабанов,а зеленые стебли были примяты лежками мелкого зверья.

Когда он ехал через распадок, заросший редким кустарником,услышал, как за дальними ветвями что-то шелохнулось. Олег мгновенно скатился сседла, перекатился по земле, избегая стрелы или летящего ножа, застыл за пышнымкустом, держа ушки на макушке.

Стояла тишина, разве что кузнечики трещали беззаботно,бабочки порхали непотревоженно — даже над тем подозрительным кустом. Конь Олегаостался на месте, с хрустом хватал свежие зеленые листики, раздраженноподергивал ушами, отгоняя огромную стрекозу, что упорно пыталась сесть наторчащие мохнатые кончики. Олег тихонько шепнул коню, чтобы не дергался: хозяинзнает, что кобыле делать, а коню и подавно, тихонько двинулся короткимиперебежками, пригибаясь за кустами — швыряльный нож держал наготове.

По ту сторону кустов на зеленой лужайке оседланная лошадьмирно щипала траву. Олег неслышно вернулся, вскочил на своего коня, поехал вобход кустов, выискивая всадника — живого ли, мертвого.

Лошадь, завидев Олега, тревожно фыркнула, насторожилась, ноубегать не стала, напротив — осторожным шагом пошла навстречу, поприветствовавконя Олега тихим ржанием. Лошадь, на которой ехала Чачар! Олег провел ладоньюпо кожаной поверхности седла, на пальцах осталась липкая кровь.

Чувствуя мороз по телу, Олег поспешно ухватил за повод,ударил своего жеребца шпорами. Понеслись во весь опор: Олег не спускал глаз сотпечатков копыт, что на твердой земле почти исчезали.

Судя по следу, лошадь, оставшись без Чачар, бреланеторопливо, останавливалась пощипать траву, свернула к ручью напиться, в двухместах объела верхушки кустарников. В густой траве остались примятые стебли:повалялась, взбрыкивая игриво и лягая землю.

Небо темнело чересчур быстро. Олег поднял голову, застоналот бессилия. Догоняла широкая темная туча, в черных недрах поблескиваликороткие злые молнии. В спину дохнуло ветром. Проклятый дождь смоет полностью ибез того слабый след!

На скаку он приподнялся на стременах, оглядывал окрестность.Редкие стебли травы наклонились под ветром, многоповерховые тучи громоздилисьодна на другую. Недра одной внезапно озарились белым светом, чуть погодядокатился грозный рокот. Пока что нигде в степи, куда досягал взор, не быловидно лежащего, никто не сидел, тем более — не махал ему.

Он вынужденно наклонялся все ниже, всматриваясь в нечеткиеследы до рези в глазах. Стемнело, в это время его можно достать стрелой,набросить аркан, даже прыгнуть к нему на коня. Олег все чаще терял следы...вдруг кровь застыла в жилах — слева виднелись следы двух коней. Судя поотпечаткам — кони легкие, неподкованные, тонконогие как большинство в этихкраях, а всадники явно без тяжелых доспехов, разве что в кожаных панцирях,способных выдержать удар легкой сабли и не пропустить к сердцу стрелу изсамодельного лука...

Всадники, как показал след, недолго совещались, разъехалисьв стороны, отыскивая другие следы, убедились, что повстречали одиночку, пустиликоней сперва по следу, уже через сотню шагов убедились, что конь идет безвсадника — это могли бы заметить и раньше, тут же повернули коней и ужевынужденным шагом поехали по пешему следу, часто останавливаясь, всматриваясь впримятую траву, неясные отпечатки подошв.

Олег нахлестывал коня, ему было легче следовать поотпечаткам копыт трех коней, он несся галопом, перепрыгивал кусты, отмечая, чтооттиски совсем свежие, кое-где трава лишь распрямляется на его глазах, в другихместах из срубленных острыми копытами стеблей сочился молочно-белый сок.

В быстро наступающей темноте ослепительно сверкнула страшнаяветвистая молния. Она осветила сгущающиеся сумерки, и, если бы не этотнестерпимый блеск, Олег на полном скаку врезался бы в двух арабских аргамаков,что стояли в зеленом распадке, а еще дальше двое лохматых оборванцев с ножамина поясах с громким смехом подходили к Чачар. Она попятилась, один обогнул еепо широкой дуге, и Чачар остановилась, гордо вскинула голову — бледная, срастрепанными волосами. В глазах ее блистали такие же молнии, что и в небе.

Олег остановил коня, быстро ухватил лук. Разбойники заметилинезнакомца, повернулись: крепкие, битые жизнью, отчаянные. Оба были в кожаныхдоспехах из буйволиной кожи, а ножи на поясах висели простые, охотничьи. Олегтронул коня, подъехал на расстояние десяти шагов. Из-за плеча высовываласьогромная рукоять двуручного меча, а на тетиве лука лежала нацеленная в нихстрела. Железный наконечник нехорошо поблескивал. Оба разбойника видели, что вруках незнакомца не легкий сарацинский лук, а страшный пластинчатый лук, стрелаиз которого пронизывает даже булатные доспехи.