– Ты не представляешь, что сейчас со мной случилось, – говорит Джейс, едва я включаю сотовый, воспользовавшись перерывом в водно-теннисном клубе.

Я отрываю глаза от окошка с его портретом на случай, если мистер Леннокс проигнорирует плакат «Спасатель на перерыве» и влепит мне первое в жизни взыскание.

– Попробую представить.

Джейс понижает голос:

– Ты же в курсе, что я поставил замок на дверь в своей комнате? Так вот, папа его заметил. Наверняка. Сею я траву на лужайке, а папа подходит и спрашивает, зачем замок.

– Ого!

У меня на глазах какой-то мальчишка залезает в гидромассажную ванну, хотя по правилам туда можно лишь лицам старше шестнадцати. Я строго качаю головой, и мальчишка вылезает. Наверное, это форма прибавляет мне авторитета.

– Я говорю, что иногда хочу быть один, а иногда у меня в гостях ты и миллион любопытных нам не нужен.

– Хороший ответ.

– Точно. Я думал, на этом все, но папа зовет меня в подсобку для «разговора».

– Снова ого!

Джейс смеется:

– Иду я за ним в подсобку, он велит мне сесть и спрашивает, проявляю ли я ответственность… По отношению к тебе.

Я отступаю в тень кустов, еще дальше от возможного взгляда мистера Леннокса:

– О боже!

– Я говорю, да, мол, у нас все хорошо, все под контролем. Просто удивительно, что он меня спросил… Господи, поверить не могу! Мой папа… С такой семьей, как наша, трудно не узнать об отдельных сторонах жизни. Я заверил, что мы никуда не спешим, и…

– Ты так ему сказал?

Боже, Джейс! Как мне теперь смотреть в глаза мистеру Гарретту? Господи, помоги!

– Да, Саманта, сказал, ведь он мой папа. Продолжать разговор, конечно, не хотелось, но я…

– И что дальше?

– Я напомнил, что нам очень подробно объясняют все в школе, и дома, разумеется, тоже, а мы с тобой люди ответственные.

Я закрываю глаза и пытаюсь вообразить такой разговор с мамой. Невообразимо, и это не просто игра слов.

– Потом папа рассказывает… – голос Джейса стихает чуть ли не до шепота, – ну… о деликатности и… обоюдном удовольствии.

– Боже милостивый! Да я умерла бы! Что сказал ты? – любопытствую я, а сама в полной растерянности.

Что мне известно об обоюдном удовольствии? Вдруг воровка Линди знала фокусы, о которых я даже не подозреваю? И ведь маму не спросишь… «У сенатора штата Коннектикут инфаркт после разговора с дочерью» – хорошенький заголовочек для газеты.

– Повторял: «Да, сэр». Папа не умолкал, а я боялся, что сейчас войдет Тим и услышит, как он вещает: «Мы с твоей мамой выяснили…»

Я не выдерживаю и смеюсь:

– Ну, нет, про маму твою он не говорил! Не верю!

– Конечно же нет! – Джейс тоже хохочет. – Просто… Ты же знаешь, что у меня с родителями отношения теплые, но… Господи!

* * *

– Ну, что скажешь? – Джейс ставит на прилавок две банки с краской, поочередно открывает их и размешивает краску деревянной мешалкой. – Для «мустанга». Вот просто зеленый. – Джейс наносит широкую полосу на газету. – А вот зеленый с блеском. – Он наносит другую полосу. – Какую выбираешь?

Отличий почти нет, но я присматриваюсь к обеим полосам и спрашиваю:

– Какого цвета был «мустанг» изначально?

– Просто зеленого. И он подходит, но…

У меня звонит сотовый. Это Тим.

– Привет, детка, мне нужна помощь. Я в избирательном штабе, а ноут оставил в магазине. Я речь набросал, ну, презентационную для сегодняшнего вечера. Скинь ее маме по электронке. Ноут на складе, у мистера Гарретта на столе.

Ноутбук я обнаруживаю без труда.

– Так, а теперь что?

– Просто войди. Как файл называется, не помню. Файлов там немного. «Работа» или что-то подобное.

– Какой у тебя пароль? – Мои пальцы замирают над клавишами.

– Элис, – отвечает Тим. – Если скажешь об этом кому-нибудь, я стану все отрицать.

– Это в честь «Алисы в Стране чудес»?

– Да, именно. Ну, мне пора бежать. Этот закомплексованный хлыщ Малколм из-за чего-то истерит. Не найдешь презентацию – перезвони.

Я ввожу пароль и просматриваю файлы. Под названием «Работа» нет ничего. Я просматриваю Библиотеки и натыкаюсь на папку под названием «Дерьмо». Для такого, как Тим, это синоним слова «работа». Я открываю папку – выпадают текстовые файлы: «Алый ей к лицу: анализ образа Эстер Принн Натаниэля Готорна», «Сравнение образов Гекельберри Финна и Холдена Колфилда», «Тема опасности у Диккенса», «Четыре свободы». Я кликаю «Четыре свободы», и вот она, звездная речь Нэн ко Дню независимости. Написана прошлой осенью. Но ведь Нэн написала ее для курса правоведения. Этой весной написала. Год назад этот курс посещал Дэниэл. Я запомнила, как он у нас за ленчем разглагольствовал о Джоне Адамсе. Значит, Нэн взяла программу у него. Она вечно готовится заранее. Только… писать речь до начала курса чересчур даже для Нэн. Да и почему речь на компьютере Тима? Ясно. Нэн пользовалась ноутбуком брата, потому что ее собственный не работал.

Я подвожу мышку к Холдену Колфилду и Гекельберри Финну, эссе Нэн, которое собрались печатать в литературном журнале. Вот оно, эссе-лауреат, слово в слово.

Я в курсе, что Нэн покрывала Тима. Если честно, мы обе покрывали. Но она пошла куда дальше, чем я думала. Даже не верится… Тим пользуется работой Нэн.

Я таращусь на экран, словно из мозгов мне выкачали всю кровь.

* * *

В трубке раздается высокий, срывающийся голос Нэн:

– Саманта, ты нужна мне! Можешь ненадолго отлепиться от бойфренда?

– Конечно. Где ты?

– Приходи в «Доан». Мне нужно мороженое.

Нэн снова лечится сластями. Плохой знак. Она ездила в Нью-Йорк с Дэниэлом? Сегодня только суббота… По словам Тима, она сказала родителям, что они пойдут на «Модель ООН»[21] и остановятся в доме строго дядюшки Дэниэла.

Мейсоны живут ближе к городу, чем мы, поэтому я не удивлена, что к моему приходу Нэн уже сидит за стойкой кондитерской. А удивлена я тем, что она уже поглощает банановый сплит.

– Прости! – лепечет подружка с полным ртом взбитых сливок. – Ждать я не могла. Чуть не вскочила на прилавок и не запустила руку в контейнеры. Без шоколадного солода я не жилец. Совсем как Тим. С тех пор как бросил пить, он подсел на сладкое.