— Обижаете. Еще и рентгенолог снимок глянул. Мы разговорились, они меня угостили обедом в кафе, а после предложили медицинские инструменты забрать. А то они у них уже ржаветь стали. Что вы так на меня смотрите? Нет, не за деньги, абсолютно бесплатно!

— Я так на тебя сморю, Константин, чтобы ты эти инструменты мне отдал. А то натворишь еще дел! А так, в надежных руках, глядишь, и спасли бы кого…

— А почему вы решили, что они не в надежных руках?

— Костя, ты сам-то в это веришь?

— Разумеется! Я всем вам докажу, что я тоже хирург! — Он гордо вскидывает голову.

— Да, чую, натворишь ты там делов…

— Не натворю, не переживайте!

— Я не за тебя переживаю, а за людей, которых ты собираешься пользовать! Вот что, Константин. Ты там, на ФАПе, самодеятельностью не занимайся: если что серьезное, сразу к нам отправляй. Вертолет пока худо-бедно летает, корабли плавают, в помощи не откажем.

Кока, полон сил и энергии, улетел в рыбколхоз, а у меня, скажу честно, душа не на месте. Это надо же, какой энтузиаст хирургии туда явится! Ворох книг прихватил, пуда полтора разных инструментов, включая набор для операций на трахее и сосудах. Просил отдать — ни в какую не соглашался. Мол, самому пригодится! Чтоб этим военным пусто стало!

Не знаю, как он там себя проявил: при мне пробыл там всего дней пять. Правда, тем же бортом, что занес его в эту Тмутаракань, прислал к нам пациента: пожилого бригадира Никифоровича.

Анисим Никифорович Гайдуков, несмотря на свои шестьдесят с хвостиком, еще трудится в рыбколхозе. Фигура весьма колоритная: среднего роста, но широк в кости, посеребренная борода смахивает формой на штыковую лопату, глаза голубые, с хитринкой. Здоровье еще позволяет вкалывать в совхозе, другой работы в округе днем с огнем не сыскать, а надо поднимать двоих малолетних внуков: одному пять лет, другому шесть. Дочь Анисима, беспутная баба, уехала три года назад на заработки в Питер, поначалу исправно звонила и деньги посылала, а последний год — ни слуху ни духу. Ее объявили в розыск, но безрезультатно. Пришлось Никифоровичу тряхнуть стариной: на пенсию особо не пожируешь.

Занятный мужик этот Гайдуков: семь классов образования, а послушать его — любого политика за пояс заткнет. Грамотно рассуждает, все больше примеры из жизненного опыта приводит. Там в лесу есть время поразмышлять.

Сейчас путина в самом разгаре: семга идет на нерест, а он совсем некстати выбыл из строя, причем надолго — язва закровоточила. Ему бы давно в больницу обратиться, но нет, все на потом откладывал. Дотянул до того, что еле тепленького привезли: бледный как полотно, часто дышит, давление почти не определяется, много потерял крови. Слава Богу, что Кока с вертолетом подвернулся, а то бы помер мужик. Язва старая, каллезная, сама ни за что не пройдет, спасет только операция!

Прооперировал я Анисима: убрал язву с частью желудка, кровь перелил, он и ожил. Уж на второй день сам встал с кровати прямо в реанимации, попросился в отделение. Я его уже не выписывал, передал Ивану Ильичу, тот и долечивал. Но за то незначительное время, что мы пообщались, он успел рассказать много интересного.

Оказывается, их рыбколхоз — самый настоящий колхоз, классического советского покроя. Он был организован сразу после Отечественной войны, а председатель руководит им еще с брежневских времен. Заготавливают они рыбу и красную икру, в буквальном смысле едят ее ложками и при этом не имеют ни гроша за душой. Зарплаты у них необычайно смешные: простой колхозник получает около шести тысяч в месяц, а бригадир — до десяти, и то при условии, что не сачкует, а работает не покладая рук.

Было в поселке совхозное стадо, небольшое, голов двенадцать. Все доярки разбежались: подались поближе к цивилизации. Последняя доярка замучилась каждый день руками доить дюжину коров, пошла к директору и попросила увеличить зарплату в два раза. Плати, мол, двенадцать тысяч, тогда останусь! Председатель отказал, и последняя доярка тоже сбежала в город. Никто из местных баб не согласился возиться с коровами за шесть тысяч. Стадо пустили под нож. Закончилось в колхозе животноводство.

В прошлом году возникли проблемы со связью. Сотовая связь у них не берет, пользовались традиционной, стационарной. Пока до Карельска дозвонишься — полдня уйдет. Директор совхоза слезно просил у районной администрации купить в поселок спутниковый телефон: сами-то не потянут. Вдруг что случится — даже санавиацию при случае не вызвать. Приехала комиссия из важных чиновников, все осмотрела, обсудила и ынесла вердикт: нерентабельно!

— У вас, — объявил председатель комиссии, — три-четыре обращения за медицинской помощью в год. Маленьких детей почти нет. А сотовая связь очень дорогая — и сам аппарат, и обслуживание.

— Так что, помирать нам теперь, что ли?

— Зачем помирать? Поморы — народ крепкий! Мы вам медицину на дом выпишем.

Так Кока и стал у рыбаков фельдшером. Ну, хотя бы Анисима Никифоровича в хирургию вовремя направил. Не подвел!

Сам Анисим Никифорович о себе мало рассказывает, больше про колхоз и своих земляков, про природу, что окружает его поселок. Золотой человек, настоящий патриот. Жаль только, что Родина не очень-то это ценит.

Люди в одном из последних колхозов живут в таких тяжелых, по современным представлениям, условиях, что городскому обывателю просто не хватит фантазии, чтобы их представить. Чего только стоит тот факт, что у них до сих пор в ходу керосиновые лампы!

Говорят, что развивать маленькие населенные пункты убыточно. Вновь, как и в пятидесятые годы прошлого столетия, предлагают укрупнения, только укрупнение это происходит на бумаге. Юридически поселки объединяют, а фактически добавляют людям лишнюю головную боль: нового жилья, ближе к центру, никто не строит, все так и живут в своих халупах у черта на куличках. Если, к примеру, надо оформить пенсию, вклеить фотокарточку в паспорт, показать ребенка доктору или еще что-то, надо запастись терпением и деньгами. Раньше Анисим Никифорович ездил с бумажками в райцентр за пятьдесят километров, а после укрупнения — за все триста. Народ материт чиновников, но терпит. Похоже, те, кого возят на работу в дорогих иномарках, никогда не поймут тех, кто добирается на общественном транспорте.

Такое происходит не только в Северо-Западном регионе: когда я уезжал с Дальнего Востока, там уже начали укрупнять районы. Но если тут расстояния измеряются в десятках, максимум — в сотнях километров, то на краю страны уже в тысячах. Огромная у нас держава, просторная: в Амурской области есть районы вроде Тындинского и Сковородинского, где больные, чтобы добраться до областной больницы, должны преодолеть тысячу с лишним километров. А на Чукотке? А в Якутии? Ужас!

В этом плане Карелии «повезло»: относительно недалеко и Петрозаводск, и Санкт-Петербург, и Москва — были бы только деньги да желание. Теперь Анисим, чтобы вернуться домой, должен потратить две, а то и три своих зарплаты либо ждать оказию. В больницу-то привезли бесплатно, а обратно — сам думай! Можно еще и по морю добраться, но опять надо искать, кто в ту сторону поплывет. Раньше между поморскими деревеньками курсировали пароходики, а с тех пор, как укрупнили районы, все плавают только до райцентра. Как хочешь, так и попадай домой.