— А попросту говоря, совсем как пень! — сухо констатирую я.

Все мои попытки собрать анамнез ни к чему не приводят. Мало того, что женщины плохо слышат, так и еще невнятно выговаривают слова, как всякие люди, глухие от рождения. Впору посылать за сурдопереводчиком.

Та, которая постарше, все время указывает то на живот, то на голову и что-то так стремительно произносит, что я улавливаю только окончания фраз. Ее дочка, очевидно желая помочь, дублирует таким же макаром: быстро и невнятно. Умаявшись, я присаживаюсь рядом и пристально изучаю странный дуэт. Старушки также зыркают на меня исподлобья и переглядываются: мол, вот тупой докторишка попался, ни черта не понимает! Первый раз, наверное, им такой дурень попался.

Пришли анализы — ничего ужасного, на снимках груди и живота тоже все нормально, ан нет! Старуха трогает себя за живот, теребит кофту, и все тут! В десятый раз осматриваю покрытый морщинистой кожей живот — ну не к чему прицепиться, хоть тресни! И зачем мне надо было читать нотации этому Леше? Закосил под умного? Вот теперь сиди и расхлебывай!

Сижу, смотрю на старух уже полусвирепым взглядом, голова пухнет от дум: я зашел в тупик. Что делать с двумя бабками, не пойму! Может, и нет у них никакой хирургической болезни? Вот попался бы мне этот внук на глаза — придушил бы, честное слово! Он, стервец, развлекается, а я с его родственниками уже который час бьюсь!

— Ну, что доктор, все сидите? Все голову ломаете? — снова подходит ко мне Екатерина Васильевна. — Не разобрались до сих пор?

— Не разобрался, — мотаю головой. — Ума не приложу, что с ними еще делать? Домой отпускать опасно: вдруг чего и в самом деле вылезет.

— Так, а что тут думать, — ласково улыбается терапевт. — Не желаете отпускать, так кладите в хирургию. Покапайте чего-нибудь, а я вам свое лечение допишу, только ЭКГ не забудьте перед этим снять. Вечером повторите анализы, снимки, понаблюдайте. А там и посмотрим вместе! Что-нибудь сообща да определим!

— Понаблюдайте! — эхом отзывается у меня в голове. — Вот же я кретин! Сам же Лешку сегодня поучал, а тут элементарно растерялся!

— Ну, Дмитрий Андреевич, вы согласны со мной? — пытается оторвать меня от нерадостных мыслей Екатерина Васильевна.

— Вполне согласен! Так и поступлю, спасибо за добрый совет. Немедленно скажу, чтоб заводили историю болезни.

— Не за что! Если все же исключите свою патологию, сразу позовите меня! Если что, без проблем переведем на терапию: у них всегда есть что полечить по нашей части.

Бабулек направляю на хирургию, предварительно сняв ЭКГ. Терапевт расписывает лечение, а я присматриваю в динамике. Дочь от матери никуда уходить не захотела, пришлось и ее класть в ту же палату. К слову сказать, острой хирургической патологии у старушек так и не обнаружили. Похоже, и не было ее вовсе, возможно, и в самом деле внучок созорничал. А мне урок: не распушай перья! Какое насыщенное дежурство выдалось! Но все интересное еще ждет меня впереди.

В медицине никогда нельзя расслабляться, особенно в хирургии. Необычного пациента могут доставить в любое время, в тот раз — почти в шесть утра. Дежурство постепенно подходит к концу, заканчивается смена. Я позволяю себе развалиться на кровати и заснуть: ну не может человек все двадцать четыре часа бодрствовать, а невыспавшийся хирург к тому же весьма опасен, особенно под утро. Кто пожелает, чтобы его оперировал не спавший всю ночь доктор? Я не то чтобы сильно устал: за весь вечер зашил всего две разбитые в пьяной драке физиономии и одну порезанную о стекло, тоже, кстати, по пьяной лавочке, руку. Ночью и вовсе меня не трогают. Но если есть возможность для отдыха, надо ее использовать по полной программе.

Поэтому, когда звонит мобильный телефон на прикроватной тумбочке, я уже относительно свеж. Вызывают в приемный покой, и голос медсестры кажется мне встревоженным.

— Доктор, срочно спуститесь к нам! Нужна ваша помощь! Чем быстрее, тем лучше! Мы вас ждем! — скороговоркой вещает трубка.

— А что случилось?

Но трубка не отзывается: уже отключилась.

Раз просят срочно, надо спешить. Стремительно надеваю робу, сверху накидываю халат, разжевываю пару кубиков «Дирола» и бегу к лифту.

— Суки! А-а-а-а! Всех вас… — несется из коридора приемного покоя отборная брань, даже в кабине лифта слышно.

«Неплохое начало!» — мелькает у меня в голове. К мату и воплям мне не привыкать: за годы работы в хирургии я всякого насмотрелся. Но тут что-то настораживает. Что? Это я понимаю, когда лифт открывается, выпуская меня наружу.

Орет женщина, голос довольно молодой и наглый.

Посередине коридора, на коротеньких тумбообразных ножках, обтянутых розовыми лосинами, стоит, заметно раскачиваясь, удивительно тучная девушка. Пострадавшая размахивает руками, замотанными в окровавленные бинты, ежесекундно поправляет малюсенькую юбчонку алого цвета и громко бранится, срываясь в конце каждого предложения на фальцет. На стуле, опершись о стену, сидит прыщавый юноша лет двадцати, вытянув в проход длинные ноги в грязных черных туфлях. Вокруг стоят трое полицейских и медсестра приемного покоя.

— Вы можете успокоиться? — вежливо просит старший лейтенант полиции разошедшуюся не на шутку плюшку.

— Где ваш хирург? — визжит толстуха и смачно ругается.

— Девушка, а вы ничего не перепутали? — грозно спрашиваю у нее.

— Че? — Она замолкает на полуслове и поворачивается ко мне. — Че ты сказал?

— Я говорю — не ори! Не в лесу! Будешь орать — развернусь и уйду, пускай тебе кто хочет помогает! Усекла?

— Я… я… я это, — девица хлопает ресницами в размазанной туши, — не поняла! Как это уйду?

— А вот так! Когда проспишься, поговорим!

— Доктор, вы с ней полегче, — тихо советует мне на ухо сотрудник полиции, — очень буйная дама. Как бы на вас не бросилась. Мы ее уже полчаса успокаиваем!

— Вот как успокоите, тогда и пригласите! — громко заявляю я, демонстративно разворачиваюсь и иду назад к лифту.

— Это что такое? — кидается вдогонку девушка. — А помощь мне оказать не надо?

— Нет! — Не оборачиваясь, я нажимаю на кнопку вызова лифта.

— Жанна, угомонись! — лениво подает голос паренек, сидевший на стуле.

— Доктор, миленький, а как же я? — неожиданно принимается реветь девица, обдавая меня таким перегаром, что я едва не падаю.

— А что ты? Трезвей!

— Доктор, я не буду больше ругаться! — Толстуха бухается мне в ноги и пытается их обнять. Я едва успеваю отскочить в сторону. — Спасите меня, дуру неразумную!

— Жанна, пошли отседа домой! — опять заговаривает ее спутник. — Там же дети одни сидят!

— Отвали, козел! — рявкает ему в ответ Жанна и снова пытается ухватить мою левую ногу.

— Дмитрий Андреевич, да гляньте вы ее! Чего вам стоит! — жалобно просит меня медсестра. — У нее трое маленьких детей дома! Мы уже операционников вызвали!