Мудрая реформа коснулась не только гражданских, но и военных. Карельскую ЦРБ соединили с соседней, и теперь всех пациентов доставляют к нам. В здание, где когда-то располагалась ЦРБ соседнего района, сделали маленькую участковую больничку — чего добру пропадать? А у военных все гораздо хуже: у них просто закрыли все гарнизонные медучреждения.

…Двое крайне обеспокоенных военных, капитан и майор, привозят согнутую пополам молодую женщину. У нее перфоративная язва 12-перстной кишки и начался перитонит. Везли чуть не от финской границы, а это три сотни километров: они служат в каких-то глубоко законспирированных войсках и сидят в глухом лесу. Еще в позапрошлом году у них был госпиталь со всеми положенными специалистами и поликлиникой, куда могли обратиться и военные, и гражданские, а теперь нет. Чего делать? Не надо болеть. Военным, допустим, болеть не положено, а жены их, а дети тут при чем? Это далеко не первый случай, и, разумеется, не последний. В армии тоже, выходит, бардак по части медицины.

Я говорю только о медицине. Оно и правильно: в чем разбираешься лучше всего, то и надо описывать. Глупо было бы мне повествовать о нефтедобыче.

От медицинской помощи в нашей стране зависит многое. Здоровая нация — основа благосостояния любого государства. А качество медпомощи пока сильно хромает. При советском режиме всех лечили одинаково: бесплатно и качественно. Ну, может, кому предоставят индивидуальную палату, по знакомству. У номенклатуры и богемы всегда были свои больницы и поликлиники, да они и сейчас имеются. Любимцы публики и народные избранники во все времена стараются держаться подальше от народа.

Но прочие больные еще не так давно сидели все вместе в одной очереди, а теперь произошло расслоение и среди пациентов. Если у тебя полис обязательного медицинского страхования (ОМС), то сиди в общей очереди, пока не посинеешь! Никто вперед не пропустит: все сами такие. А если достал полис ДМС, пожалуй вперед. Не раз и не два доводилось видеть, как «скорачи» катят пропитого алкаша и машут бумажкой:

— Этого вне очереди нужно глянуть, у него ведь полис ДМС.

— Иду, иду! — откликаешься, матерясь про себя. Бросаешь бабушку с камнями в желчном пузыре и идешь осматривать молодецкую харю, что неделю пила, а теперь вот заболела. Ну как же: у него полис ДМС.

Вот какой я сделал вывод: львиная доля обладателей полисов дополнительного медстрахования — либо сачки, либо плохо замаскированные алкоголики. Чуть кольнет где, сразу «скорую» вызывают: «У меня полис ДМС, мне срочно надо в больницу, живот уже три минуты тянет». Знают прекрасно, что их везде примут без очереди. Случается, правда, что люди работают в солидной организации, где действительно заботятся о здоровье своих сотрудников и оформляют им полиса ДМС. Но обычно, такие люди не злоупотребляют своим правом. Кто сидел в очередях к врачам, тот, думаю, со мной согласится.

В Карельске счастливые собственники полисов ДМС мне отчего-то не попадались, а у трети полиса ОМС-то нет. Люди приходят с улицы и просят принять их. Принимаем! В Питере с этим сейчас строго. Нет полиса — будь добр покинуть больницу после того, как тебе оказали экстренную помощь. В Карельске народ еще не перестроился: живут по советским понятиям и норовят попасть к врачам без полиса, на халяву. Как раньше, в старые добрые времена.

Как-то незаметно промчался август: лето пошло на спад. По ночам температура воздуха опускается до плюс десяти и ниже. Днем еще относительно тепло. Да, полярный день уже отступил: за окном сумерки сгущаются в чернильную ночь, подсвеченную яркими звездами, во множестве мерцающими в аспидном небе. Приближается унылая осень с затяжными дождями и безысходным листопадом, а вместе с ней и окончание моей необычной командировки. Остается последнее дежурство, традиционно выпавшее на субботу. После этого еще два рабочих дня в отделении, и все: можно подводить итог моей врачебной деятельности в Карельске. Правда, сначала надо еще отдежурить. Последнее дежурство, как и первое, всегда памятно.

Начинается все как обычно: принимаю смену у молодого заспанного хирурга Алексея Лебедева. По его изрядно мятой и отекшей от длительного соприкосновения с подушкой физиономии хорошо видно, как он провел ночь.

— Дмитрий Андреевич, все тихо и покойно. Даже нечего рассказать, — упорно борясь с зевотой, рассказывает молодой врач. — Даже ни разу в приемник не вызвали за целую ночь.

— А за целый вечер сколько раз дернули?

— Всего один раз: не очень старую тетку положил в отделение, и то, если б недалеко жила, отправил бы домой.

— С чем госпитализировал?

— Да говорю же — ни с чем! Живот у нее три дня то болит, то не болит. Анализы нормальные, УЗИ не сделать, рентген тоже без особенностей. Живет в какой-то дыре, вечером нельзя туда уехать. Попросилась остаться до утра. Пожалел, оформил как панкреатит. Сейчас гляну ее да и выпишу из отделения.

— Пойдем, вместе посмотрим твою тетку.

А тетку рвало всю ночь. Возле нее стоит тусклый алюминиевый тазик, подставленный санитаркой, наполовину заполненный кишечным содержимым неприглядного вида.

— Ой, мне так плохо! — жалуется женщина, еле оторвавшись от тазика и подняв на нас красные глаза. — Всю ночь рвало! Попью воды и почти сразу к тазику бегу! Ой как плохо! — стонет тетка.

— Вот, — показываю на пациентку, — а ты хотел ее выписать! У нее же диагноз на лице написан!

— Панкреатит? — растерянно моргает Алексей. — Сейчас капельницу поставим, вам лучше станет.

— А сразу что не поставил? — шепчу ему на ухо.

— Так я же историю на нее для вида завел, чтоб она только переночевала у нас, — так же шепотом отвечает юный доктор.

— Да, капельницу поставьте, но перед этим снимок брюшной полости необходимо выполнить! — уже громким голосом подсказываю я, закончив осмотр. Живот женщины мне совсем не понравился.

— Но, Дмитрий Андреевич, мы же делали ей снимок при поступлении! Там ничего криминального!

— Сделайте, пожалуйста, еще раз! — настойчиво повторяю я. — А вы больше не пейте и не ешьте. Скорее всего, прооперируем вас в ближайшие часы!

— Как оперировать? Зачем оперировать? — пугается женщина, утирая мокрый рот грязным носовым платком.

— Более конкретно поговорим после рентгена, — бросаю я, поднимаясь с ее кровати.

— Ничего не понимаю, Дмитрий Андреевич, — говорит Леша, как только мы выходим из палаты. — С чем ее оперировать, с панкреатитом, что ли? Давайте полечим вначале, возможно, все у нее пройдет! Панкреатиты же сразу не лечат оперативно! И чего у нее глаза красные, как у кролика? Обратили внимание?

— Обратил. Ты потошни, как она, всю ночь, у тебя еще и не такие глаза станут! Так напрягаться! Ты вон на массу топил, а тетеньку в это время наизнанку выворачивало!

— Так я это, не знал, что ее рвет!

— Панкреатиты, согласен, сразу не оперируют, — пропустив мимо ушей этот детский лепет, продолжаю я. — А запущенную механическую кишечную непроходимость мы просто обязаны взять на операционный стол. Но для этого нужно быстро возместить ей водно-электролитные потери. Сделаем снимок и начнем безотлагательно капать: готовить к операции. Если идешь со мной на операцию, будь добр, договорись с анестезиологами, пускай готовят ее прямо на операционном столе. Так мы нагоним упущенное тобой время.