Для Китти шили белое атласное платье со шлейфом из розового шифона и с цветками роз, в нем она должна выглядеть как сказочная фея. Китти не нужны украшения. Нежная кожа, изящная шея, маленькая грудь – все в ней было безупречно. Драгоценности лишь утяжелили бы ее еще невинное, но пьянящее очарование.

Элизабет со вздохом отошла от зеркала и взвесила в руке аквамарины. Затем нажала кнопку вызова прислуги.

В комнату влетела Йордан.

– Пусть Августа принесет мне чаю.

Лицо камеристки отразило бесконечное разочарование. В последнее время ей действительно приходилось нелегко: ее допускали лишь до Алисии. Да и та время от времени звала к себе Мари.

– Чай и я вам могу принести, фрейлейн Элизабет.

– Я хочу, чтобы это сделала Августа!

Йордан восприняла это как очередное унижение и с горькой миной удалилась. Элизабет была рассержена на Йордан. Назойливая горничная чуть не испортила всю игру.

Августу пришлось ждать. Видимо, на кухне занимались обедом. Замену Мари пока не нашли, поэтому то Эльзе, то Августе приходилось там помогать.

– Чай, барышня.

Наконец-то. Элизабет наблюдала, как ловко Августа одной рукой удерживает в равновесии поднос с чайником и чашкой, а второй открывает дверь. Живот уже довольно заметно выпирал, хотя в основном его прикрывал фартук. Интересно, какой у нее срок? Ждать ли ребенка уже весной?

– Поставь там на стол. Нет, наливать не надо, пусть покрепче заварится.

– Как скажете, барышня.

Она присела в книксене и простодушно улыбнулась. Ох, и хитра маленькая шантажистка. Глупа и сметлива одновременно, однако мужчину этим не завлечешь. Вся штука в том, чтобы заставить его действовать по доброй воле.

– Подойти, я хочу с тобой поговорить.

Августа уже хотела выйти, возможно, она даже догадывалась о чем-то и поэтому сделала вид, что ужасно торопится. Опустив руки, она стояла перед госпожой, которая сидела на банкетке у туалетного столика. Элизабет снова взяла в руки аквамариновую подвеску, золотая цепочка свесилась на подол.

– Нравится, Августа?

Вопрос застал девушку врасплох. Она уставилась на сверкающие бриллианты и голубые камни и сделала непроизвольное глотательное движение, потом глуповато кивнула.

– Красиво, барышня.

– Я тоже так считаю. – Элизабет подняла цепочку повыше. – Одно из моих любимых, подарок отца. – Августа не знала, что ответить, она просто улыбалась и ждала, когда ее отпустят. – Тем больнее было обнаружить пропажу этой прекрасной вещицы. Сегодня, к счастью, она нашлась. – Августа уставилась на Элизабет, в широко раскрытых глазах было видно, как мечутся ее мысли. Элизабет захлопнула ловушку. – Под твоим матрацем, Августа. Что скажешь?

Августа раскрыла рот, пробормотала что-то несуразное, заголосила, стала уверять, клясться святой Девой Марией, всеми святыми, что не могла она такого сделать, чтоб ей провалиться на месте. Что не виновата, что кто-то специально навел на нее подозрения…

– Я тоже была удивлена, моя дорогая, – сказала Элизабет. – Но у меня есть свидетель, который при сем присутствовал.

– Св… свидетель?

– Роберт.

Тут Августа так побледнела, что Элизабет испугалась, что та опять упадет в обморок.

– Сядь на стул, – приказала она. – И обсудим эту злополучную историю спокойно.

– Роберт, – прошептала Августа, – говорит, что нашел украшение под моим матрацем?

– Мы вместе нашли, – бесстыдно лгала Элизабет. – Я решилась осмотреть комнаты прислуги. Мне это далось нелегко, но после пропажи ничего не оставалось.

– Роберт…

Вот теперь она разрыдалась. Кажется, ее задело, что любимый оказался причастным. Другого свидетеля, кроме Роберта, Элизабет привлечь, к сожалению, не могла. Для этого пришлось бы быстро вводить человека в курс дела, чтобы он не сболтнул лишнего.

– Прекрати реветь, Августа. Дело плохо, даже очень. Если дойдет до заявления в полицию, тебя арестуют.

– Я… не крала, – всхлипывала Августа. – Клянусь всеми…

– Хорошо-хорошо, – остановила ее Элизабет. – Послушай. С учетом произошедшего, а также с учетом того факта, что до сих пор к тебе претензий не было, я готова сменить гнев на милость. Но при условии, что ты продемонстрируешь свою лояльность.

Августа все еще не понимала до конца. Но последняя фраза подсказала ей, откуда дует ветер.

– Под лояльностью я подразумеваю то, что ты не будешь выдвигать напрасных обвинений в отношении других служащих. Прежде всего в отношении Роберта.

Каким удовольствием было наблюдать за лицом Августы в этот момент. Она не была столь глупа, какой казалась внешне. До нее дошло.

– В конце концов, вы ведь собирались пожениться, – ввернула Элизабет. – Важно, чтобы у твоего ребенка был отец.

Августа уронила голову. На какое-то мгновение Элизабет опять испугалась, что та упадет в обморок. Однако обошлось. Августа собралась с силами и встала.

– Я поняла мою госпожу, – сказала она тихо.

– Чудесно, – приветливо произнесла Элизабет и убрала подвеску в ларец. – Тогда мы заодно, не так ли? – Августа кивнула. – Налей мне чаю и иди.

25

Она была само очарование! Гомон голосов, тихая настройка инструментов, аромат парфюма и помады – вибрация, трепет ожидания. Китти остановилась перед входом в танцевальный зал, вбирая в себя красоту разноцветных платьев, розовых и белоснежных декольте, искусно заплетенных и завитых волос. Девушки, словно нежные цветы, были одеты в светлое, мужчины, наоборот, приехали в благородном черном, почти все во фраках.

– Я не опоздал, милая леди? Всего один танец с вами, и мое счастье станет окончательным.

Бройер-младший, крепкий добряк, всегда покладистый Альфонс. Господи, какой же он скучный. Однако сегодня Китти пребывала в приподнятом настроении, поэтому она достала из серебристой сумочки – самого прелестного аксессуара, который придумала и сшила Мари, – свою бальную книжку и, нахмурившись, посмотрела на ангажементы.

– В конце вечера не занята кадриль.

В этот момент в зал буквально влетели двое молодых людей и, пытаясь отодвинуть Альфонса, поспешили засвидетельствовать Китти свое почтение. Но тот стоял как скала и пока не заполучил танец, его было не сдвинуть с места.

– Тогда, пожалуйста, я хотел бы пригласить вас на кадриль. – Он нащупал в кармане фрака собственную бальную книжку и карандаш. – Хотя сразу должен заметить, что танцор из меня так себе. Особенно путаюсь в кадрилях, где важна точность.

Китти это рассмешило. Как странно, что он извиняется заранее. Другие кавалеры хвастались умением танцевать, расхваливали себя в качестве наездников, расписывали свои литературные и даже художественные вкусы. Этот же вечно скромничал.

– Ничего страшного, – бодро проговорила Китти. – Мы сами придумаем себе фигуры, и все будут брать с нас пример.

– Вы так благосклонны, милая фрейлейн Катарина.

Он называл ее «фрейлейн Катарина», что вообще-то звучало так, словно они близкие друзья. В противоположном конце зала среди гостей показалась мама. Она одарила Альфонса ободряющей улыбкой. Китти это злило: мать в который раз строила планы относительно