Кавалер не был ни юн, ни хорош собой, за свое слишком узкое лицо, рыжеватые курчавые бакенбарды и глубоко посаженные глаза друзья Пауля окрестили его «голодающим Германом», а Элизабет как-то сказала, что не дай бог встретиться с таким ночью возле кладбища. Однако Герман был исключительно умный и успешный бизнесмен и, к удивлению Китти, довольно хорошо разбирался в искусстве.

– Ну, маленькая принцесса? И как тебе танцульки?

Китти повернулась к брату и скорчила гримасу:

– Лучше не бывает. Во всяком случае, пока. А кто твоя избранница на вальс?

– Никто, – ухмыляясь, ответил Пауль. – Я распорядитель бала, и только.

– И поэтому ты можешь танцевать, – настаивала Китти. – Разве твоя стройная спина не ощущает на себе страстных девичьих взглядов? Как можно быть таким жестоким, дружочек?

Старший брат действительно притягивал к себе взгляды. Его белокурые волосы сегодня были замечательно уложены, черный вечерний костюм сидел как влитой, а дерзкая улыбка лишь добавляла шарма.

– Вчера я уговорила Мари померить мое платье, – как бы между прочим обронила Китти. – И ты знаешь, оно сидит, будто сшито на ее фигуру. И смотрится это…

– А вот и лимонад, сестренка, – торопливо перебил ее Пауль. – Желаю хорошего партнера на следующий вальс.

Китти натужно улыбнулась. Танец, парение под музыку, гармоничное движение двух тел – настоящий рай на земле. Но лишь когда ты в руках одного-единственного, несравненного.

– Могу я пригласить вас на следующий танец, сударыня?

– С удовольствием.

С Германом Кохендорфом до рая было ох как далеко. От него пахло порошком против моли и жирной помадой для волос, как и от многих других мужчин здесь. Китти следовала за его вращениями и поворотами и попутно разглядывала танцующих. По обыкновению, молодые люди смотрели, улыбались, кивали, приветствуя. Сожаление по поводу невозможности танцевать с ней, казалось, написано у них на лицах. Не укрылись от нее также восхищенные и ядовитые взгляды дам, блики стекол очков и лорнетов внимательных матерей, бабушек и теток. До Катарины, несмотря на музыку, то и дело долетали разные замечания:

– Нет, ну надо же какая принцесса!

– Слишком уж худа!

– Очаровательная. Просто обворожительная. И до того естественна!

– Должно быть, она больна.

– Талия как у куколки.

– И как она сможет родить?

Конечно, ей бы следовало посмеяться, но она загрустила. Откуда в них такая злоба? На маминых благотворительных вечерах они сидели в красном салоне, благостно улыбались, ели и пили за счет дома, вязали для африканских детей свои дурацкие шапки. И почему Пауль танцует с дочкой советника правительства, с этой уродиной в зеленом? Господи, какая она неуклюжая и как громко смеется, откидывая голову. Элизабет висела на руках Альфонса Бройера, танцевать польку он был не мастак. Оба старались как-то выправить танец, картина была забавная и одновременно жалкая…

– Я получил большое удовольствие, сударыня. Мне бесконечно жаль передать вас другому.

И почему время течет так медленно? Скорее бы уже перерыв. Если он сегодня появится, то во время антракта. Ах, он точно придет. Разве во время последней встречи он не дал понять на прощание, что должен еще много чего сказать? И как после этого можно было уехать в Лион?

Она танцевала как во сне, подлаживалась под партнера. На реплики отвечала машинально, смеялась, не зная точно над чем. Он придет. Он обязательно придет. Потому что если нет, она умрет.

– Дамы и господа, мы хотим дать нашим музыкантам отдохнуть и объявляем перерыв. Вас ждет буфет в комнате напротив, кроме вина и апельсинового крюшона можете попробовать аугсбургского пива…

Наконец-то. Катарина отстранилась от партнера, им был молодой адвокат Грюнлинг, улыбнулась ему и поспешила наверх, в одну из туалетных комнат, пока там было не занято. Здесь дамы могли освежиться, причесаться, почистить платье, переколоть ленты в волосах, припудриться и поправить макияж, все необходимое для этого было приготовлено. И потом, если у маленького окна встать на цыпочки, подъездная дорожка в парке видна как на ладони.

Вот оно! И Китти вытянулась как могла. К вилле приближался автомобиль, лимузин с высоко посаженными фарами. Сердце девушки бешено заколотилось. Это мог быть только опоздавший, забирать гостей было еще рано.

В дамскую комнату вошли три молодые девушки, подруги Элизабет, Китти пришлось с ними здороваться. Они защебетали о вечере, чудесном бал, музыке, туалетах. И о том, уж не влюблен ли Пауль, он кажется таким рассеянным.

Китти развеселило это предположение. Но теперь к ним присоединились две пожилые дамы, и беседа приняла другой характер. Что раньше знали толк в польке, да и кадриль исполняли с большей грацией. А сегодня все танцы превратились в вальс. И кстати, вальсов из «Мартина-рудокопа»[10] не исполняли совсем, а «Розы с юга»[11] – уже дважды и «Эспанью»[12] по меньшей мере раза четыре.

Если он вышел из машины, то сначала снимет внизу пальто и шляпу, потом пойдет наверх и поздоровается с мамой. Затем пройдет в залы и будет приветствовать знакомых, целовать ручки молодым и немолодым дамам и только потом пойдет искать ее. В конце концов, она ждала его весь вечер. Китти заговорила с одной из подруг Элизабет и пошла вместе с ней до комнаты сестры, где собрались другие девушки, и какое-то время слушала их болтовню и смех. Туалетная комната теперь была полна народу, а перед дверью собралась очередь.

Достаточно ли она держала его в напряжении? Вообще-то следовало выдержать паузу, но было бы нелепо ждать еще дольше, ведь бал вскоре продолжится, и возможности поговорить не представится. Сейчас разумнее было сойти вниз и удивиться его появлению.

«Как, вы здесь? Мне сказали, что вы уехали во Францию»… «Так и есть, сударыня. Но я не хотел пропустить бал»… Так бы он сказал? Возможно, что нет. Балу он, скорее, предпочел бы деловую встречу, подписание договора, ярмарку или что-то подобное. Жерар Дюшан не был льстецом, как другие, кто искал ее благосклонности. Ему это было не нужно.

Катарина медленно спустилась на второй этаж, приветливо кивнула идущим навстречу дамам, надеясь не встретить маму. Иначе пришлось бы здороваться с целой толпой важных персон. Но Алисии, как, собственно, и Дюшанов, не оказалось ни на лестнице, ни в холле. Китти остановилась на нижней ступеньке, внимательно разглядывая гостей. Танцевальный зал опустел, многие переместились в буфет, кто-то пошел в библиотеку, другие – в курительную комнату, самые отважные спустились в холл. Попросили пальто и шляпы и вышли в освещенный двор. Было холодно, лужайку в парке будто посыпали сахарной пудрой, галька на дорожке сверкала в свете уличных фонарей.

«Он мог быть