В этот момент раздался голос Пауля, он пожелал быть распорядителем сегодняшнего бала. Все устремились в танцевальный зал послушать приветствие, разговоры и смех утихли, музыканты приостановили настройку инструментов. Китти вышла в холл, она знала, какие слова произнесет брат.

Около десяти часов был запланирован большой перерыв, чтобы танцующие подкрепились в буфете. Для дам, которые не танцевали, – пожилых или непривлекательных, в библиотеке стояли диваны. Мужчины, не принимавшие участия в танцах, собирались в мужской компании в курительной комнате. Компания страдающих подагрой и обладателей козлиных бород.

Китти расправила шлейф, нежно-розовые рюши и цветы для него Мари закончила шить в ночь перед балом. Платье было просто сказка, и Китти уговорила Мари примерить его, у них были одинаковые фигуры. Мари выглядела в нем словно роза. Жаль, что ей нельзя было танцевать на балу. С другой стороны, пусть лучше так: кто знает, а вдруг ему приглянулась бы Мари? Она желала своей любимой Мари всех возможных благ и счастья на этой земле, но только не этого мужчину.

Он, разумеется, опоздает. Жерар Дюшан приезжал на домашние балы лишь ненадолго и никогда не появлялся к началу. Но он приедет, Китти не сомневалась. А пока придется довольствоваться предсказуемыми томными юнцами. Она усмехнулась про себя. Это Пауль придумал им такое обозначение. Сегодня за завтраком они с братом, который ради бала приехал из Мюнхена, так здорово прошлись по всем этим ухажерам!

Один из лакеев, нанятых на вечер, подошел к Китти с серебряным подносом, на котором красовались птифуры, и она не смогла отказаться от лакомства Брунненмайер. Та, как и в прошлые годы, все угощения для бала приготовила сама.

Мини-пирожные из бисквита, сливочного крема, цукатов и шоколадной глазури. А чтобы господа не замарали в шоколаде белые перчатки, повариха оборачивала птифуры в бумажные манжеты.

– Опять лакомишься, сестренка?

Китти с удовольствием жевала, когда подошла Элизабет. В отличие от старшей сестры ей было необязательно целыми днями сидеть на несладком чае, но свое замечание она оставила при себе. И потом, несладкий чай все-таки дал результат.

– Ты сегодня очень хорошенькая, – заметила Китти. – А твое голубое платье просто мечта. Мари – настоящее сокровище, не так ли?

– Способная, да.

К Китти со всех концов зала подбегали молодые люди и осыпали ее безыскусными комплиментами. Нет, она обещала все танцы, ее бальная книжка заполнена. Да, быть может, по крайней мере в перерыве она найдет немного времени для легкой беседы. Элизабет тоже приветствовала гостей, при этом все время поглядывала в сторону лестницы. Сейчас родители откроют бал, но тот, кого она ждала, до сих пор не появился. Маловероятно, что он вообще придет. Китти чувствовала легкие угрызения совести, хотя и не считала себя виновной в нерешительности лейтенанта фон Хагемана. По настоятельной просьбе мамы она в нескольких словах написала, что тронута его предложением, но не чувствует себя готовой для брака. Фон Хагеман симпатичный молодой человек, дарящий вдохновение, пылкий, красноречивый, с хорошим чувством юмора. Но против Дюшана он не более чем тень.

– Наверняка у него служба, и он приедет только после девяти, – предположила Китти, когда холл вновь опустел.

Она хотела утешить сестру, но Элизабет не нуждалась в утешениях Китти.

– О ком ты говоришь? – резко спросила она. – Наверное, о месье Дюшане, который, без сомнения, ради тебя приедет из Лиона.

– Из Лиона?

Элизабет просияла, всегда приятно первой сообщить младшей сестре плохие новости. Хотя она думала, что та уже знала все от мамы или прислуги.

– Конечно. Он уехал позавчера. Ты не знала?

Китти почувствовала, как откуда-то снизу потянулась, заволакивая ее всю, щемящая темень, серая мгла. Китти попробовала ей противостоять.

– Нет, я не знала, – насколько могла, равнодушно произнесла она. – Да я и не жду его, Лиза.

– Ну конечно! – с издевкой в голосе проговорила сестра.

Китти обрадовалась первым аккордам и своему первому танцу. Конечно, это был мамин любимый вальс, но танцевать его родители будут в неторопливом темпе – не так, как танцуют «Венский вальс». Мама – из-за увечья правой лодыжки, а отец вообще был худшим танцором на свете.

– Сударыня? Я уже боялся не найти вас.

Расталкивая толпу, к Китти протиснулся ее первый партнер на вальс, это был Герман Кохендорф, наследник богатого торгового дома и уже член магистрата. Распутник и завидный холостяк, давно разменявший четвертый десяток.

– О, меня довольно просто найти, господин Кохендорф. В конце концов, я здесь у себя дома.

Партнер предложил ей руку и повел в зал, где родители уже исполняли свой обязательный номер. Залом служили столовая и красный салон, между которыми убрали разделявшие их распашные двери. Мебель и ковры вынесли, осталось лишь несколько стульев для зрителей. Китти обратила внимание на мать Альфонса Бройера, на ней было лиловое платье с глубоким декольте, совершенно непозволительным в ее возрасте. На коже сплошь морщины, тут никакое бриллиантовое колье не спасет. Госпожа Бройер-старшая сидела на стуле и в лорнет с любопытством наблюдала за происходящим. Другие дамы среднего и более старшего возраста также извлекли из своих расшитых футляров очки и придирчиво разглядывали туалеты молоденьких девушек. Большинство из них были знакомы Китти по маминым благотворительным вечерам. Потом ей придется поздороваться с каждой из этих любопытных сорок, а пока они вытягивали шеи в сторону «очаровательной принцессы бала».

Мало-помалу середина зала заполнялась танцующими парами. Китти видела, с каким облегчением вздохнул отец. Он ненавидел «скакать» перед всеми, сегодня он казался еще более неловким, дважды наступил маме на шлейф. У него забот полон рот. Пауль рассказывал, что на фабрике то и дело выходят из строя станки, что производство сильно замедлилось. Вероятно, поэтому папа уже несколько недель ходил с отсутствующим видом. Он даже не злился, когда узнал, что Мари теперь камеристка. Только покачал головой и тут же забыл.

– Начнем, сударыня?

– Сейчас или никогда, господин Кохендорф!

Китти в сопровождении партнера непринужденно, в такт музыке, проскользнула между танцующими. Музыка всегда глубоко волновала ее, звуки скрипки могли довести ее до слез, сама она играла на пианофорте, хоть и далеко не так хорошо, как хотелось бы. В ее воображении музыка всегда звучала и сильнее, и красивее, чем в ее исполнении.

– Такое удовольствие с вами танцевать, сударыня! – сказал Кохендорф в перерыве. – Принести вам чего-нибудь освежающего? Мороженого? Апельсиновых цукатов? Шампанского?

– О, благодарю. Прошу вас, никакого алкоголя. Там есть лимонад.

Кохендорф заприметил Роберта и стал настойчиво протискиваться между танцующими и зрителями за лимонадом для своей дамы. Китти была рада от него избавиться.