в курительной или в библиотеке, – размышляла Китти. – Только не в буфете». Раньше или позже он выйдет в холл, нужно просто подождать. Если бы на минутку ее оставили в покое и не докучали бы назойливые кавалеры…

– Добрый вечер!

Она замерла от неожиданности, потому что перед ней стоял лейтенант фон Хагеман. Голос звучал незнакомо, с хрипотцой.

– Господин фон Хагеман. Как чудесно, что вы приняли наше приглашение.

Что с ним такое? Он так мрачно смотрит, обиделся на то, что она дала ему от ворот поворот? Бог мой, да он не один такой.

– Я долго колебался, сударыня, – произнес он вполголоса. – Но в конце концов решил, что ваше письмо заслуживает ответа.

– Мое письмо? Ах, да…

Она пыталась не упускать из виду происходящее в холле. Как неудобно, что этот человек именно сейчас решил с ней заговорить. Занялся бы, что ли, Элизабет.

– Ваше письмо ясно показало мне, как я в вас ошибался. Вы столь же прекрасны, сколь и холодны, Катарина. Холодны и бессердечны. Желаю вам ощутить на себе, каково это – быть отвергнутой так беспощадно.

Оглушенная этим заявлением, она не нашлась что ответить. Да он, кажется, и не ждал ответа, лишь иронично кивнул и пошел прочь. Что он говорит? Холодная и бессердечная? Беспощадно отвергнутый? В письме она старалась быть любезной…

Китти почувствовала, как подкралась тоска. Почему он обидел ее? Они ничего дурного ему не сделала. И почему не появлялся Дюшан? Ведь он приехал…

«Нет – пронеслось в ее голове. Это фон Хагеман приехал на своем автомобиле. Лейтенант фон Хагеман, а не Жерар Дюшан с опозданием прибыл на бал. Дюшан не появится. Он в Лионе».

Элизабет пробежала мимо нее, окликнула кого-то по имени. Китти все еще стояла на месте как вкопанная, отвечала на приветствие какого-то молодого человека, не зная, что говорит. Было неважно, она всем говорила одно и то же.

В холле фон Хагеман стоял перед Элизабет, было видно, как та сияла, говоря с ним. Лицо лейтенанта была таким серьезным и неподвижным, словно он проглотил свой штык. Затем он склонил голову, и улыбка исчезла с лица Элизабет. Офицер не собирался задерживаться возле нее.

– Никогда тебе не прощу, злобная ведьма! – прошипела Элизабет младшей сестре, когда та поднималась мимо нее по лестнице.

Китти вряд ли ее услышала. Она вся была во власти ужасного понимания, что ее желанный не появился. Вечер, которого она так ждала, теперь станет пыткой, и ничто не сможет доставить удовольствие, даже музыка. Остальные обменивались любящими взглядами, шутками, для нее же мир стал тоскливым и пустым. Только ради мамы она постарается держать лицо.

– Фрейлейн, – обратился к ней Альфонс. – Вам нужно что-нибудь съесть. Пойдемте со мной, прошу.

Какой странный парень. Он считает, ей нужно что-то съесть, потому что она так бледна. Но какая уж теперь разница. Она взяла его под руку и позволила увести себя в буфет. Господи, поскорее бы этот вечер закончился. Мари, где же ее любимая Мари? Китти ничего не желала так, как броситься на шею своей камеристке и дать волю слезам.

Мари была единственной на всем свете, способная ее утешить.

26

– Пауль? Ты уже встал?

Кто-то нетерпеливо стучал к нему в дверь. Открыв глаза, он с сожалением констатировал, что головная боль была не страшным сном, а тяжкой правдой.

– Еще не совсем, мама. Заходи.

Мать решительно толкнула дверь и, как обычно, немного раскачиваясь, пошла к окну раздвинуть тяжелые бархатные портьеры. Косые солнечные лучи ворвались в комнату, и Пауль ощутил пронизывающую боль. Зря он пытался вчера утопить свое мрачное настроение в красном вине.

– Голова болит?

Откуда она знала? У мамы до сих пор была способность с первого взгляда распознать, что у него не так.

– Хуже. Двадцать сельфакторных станков в голове одновременно. И все стучат.

Он говорил о фабричных ткацких машинах, производящих невыносимый шум. Алисия с улыбкой подошла к кровати сына и положила ему на лоб свою маленькую прохладную руку.

– Да, это чувствуется. Бедный мальчик, принесу тебе порошок.

– Да брось! – запротестовал он. – Я сейчас встану, и будет полегче.

Сам он в это не верил, но ему не хотелось, чтобы с ним – двадцатишестилетним мужчиной – носились как с ребенком.

– Как хочешь, – легко согласилась мать. – Завтрак сегодня в комнате, персонал весь занят уборкой на нижних этажах. – Он провел рукой по взъерошенным волосам, откинул одеяло и свесил ноги с кровати. Тело будто налито свинцом. А он-то думал, что вечеринки в студенческом клубе научили его переносить алкоголь. Но французское вино с мюнхенским пивом не сравнить. – Отец ждет тебя в бюро около одиннадцати.

Паулю потребовалось несколько секунд, чтобы осознать услышанное. Возможно ли? Отец решил принять его предложение? Ввиду трудного положения на фабрике хочет попросить у него совета? Правильно ли он понял?

– Он сказал, что ему нужно?

Алисия пожала плечами, но по лицу было видно, что она обеспокоена. Понятно – примирительной беседы ждать не стоит. Пауль почувствовал, как в нем закипает злость, одновременно скрутило желудок. Черт, не самый подходящий день, чтобы предстать перед отцом с открытым забралом. Возможно, тот хочет дать сыну взбучку по поводу запущенной учебы. И именно в конторе, где обе любопытные секретарши с радостью послушают их разговор под дверью.

– Спокойно одевайся, мальчик, и поешь хорошенько, – посоветовала ему мать. – Я скажу Эльзе принести чего-нибудь посущественнее.

– Спасибо, мама.

Он запахнулся в халат и прошаркал в ванную, кое-как ополоснулся и посмотрел в зеркале на свое бледное отражение. Всем мамам кажется, что сытная еда облегчит любые страдания. Однако при одной мысли о булочке с маслом его начинало мутить. Он выудил из комода свежее белье, сорочку, из шкафа достал один из костюмов, оказалось, не так-то просто натягивать носки в состоянии похмелья. Который вообще час? Пауль поискал во вчерашней одежде карманные часы, обнаружил их в сером шелковом жилете и открыл крышку. Начало одиннадцатого. Было немного времени на утренний туалет и завтрак, а затем придется предстать пред отцовские очи. Хотя бы часы свои он вызволил, с этой стороны упреков от отца не будет. Пауль оделся, взял запонки, повязал галстук. В конторских помещениях он хотел выглядеть, как молодой хозяин, а не как служащие, сидящие за письменными столами без пиджака и в нарукавниках.

Постучала Эльза, она принесла обильный завтрак. Кофе, свежие булочки, ветчину, яичницу-болтунью, мед, несколько сортов варенья, сливочное масло… Кажется, Брунненмайер решила, что он умирает с голоду.

– Спасибо, Эльза. Поставьте на стол.

Пауля