Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Капитолина сурово насупилась:
— Мне не нравится.
— Мне тоже, — Фаина пожала плечами, — но надо прочитать, иначе…
Она не стала заканчивать фразу, а просто сидела, смотрела на тонкую полосу заката над соседней крышей и думала, что обо всех этих марксистах, ренегатах, оппортунистах, центристах и левых рано или поздно люди забудут и останется лишь вечное: «Да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных».
* * *
Обычно Лидочка приходила в детский садик на полчаса раньше назначенного времени и с порога начинала растапливать печку, а сегодня задержалась. Пришла, когда в топке уже вовсю полыхал огонь, а Надя подсушивала на плите порции хлеба для детей.
— Ой, не ругайте! Что я вам сейчас расскажу! — Лидочка откинула на плечи капор и стряхнула с волос капельки дождя. — Я сейчас встретила папиного сослуживца, он говорит, что в Кронштадте восстание! Экипажи линкоров взбунтовались, за ними встали все остальные флотские и военный гарнизон! Мятежники требуют власти Советам, а не партиям, разрешить свободную торговлю и упразднить комиссаров. По Невскому войска идут. Конные повозки пушки тащат! А ещё болтают, что мятежом не преминет воспользоваться Белая гвардия и пойдёт на город со стороны Ревеля.
— Что будет! Ой, что будет!
Лидочка прижала ладони к щекам.
— Ой, что будет! — эхом пискнула Капитолина и весело заболтала ногами на скамейке.
У Фаины из рук вывалилась тряпка, которой она протирала подоконник. Снова революция? Снова расстрелы, аресты, неразбериха? Жизнь только-только начала налаживаться. Вон, детки скоро придут в садик, станут пить чай из шиповника, а потом Надя сыграет им музыку, а Лидочка поведёт хоровод.
Фаина заставила себя снова приняться за работу и внезапно поняла, что не хочет возврата в прошлое, где она называла бы Лидочку и Надю барынями и прожила бы жизнь подёнщицы. И дочка её стала бы подёнщицей. От горькой мысли о Насте она скомкала тряпку и повернулась к Лидочке и Наде:
— Дай Бог — обойдётся.
Слова застыли на языке. Лидочка с Надей смотрели на неё с затаённым сочувствием, но в глазах явственно читалась радость, что скинут ненавистных большевиков, можно будет снова считаться дворянками и не опускать голову при виде военного патруля. Что их жизнь побежит по прежнему кругу в комфорте, с прислугой, со зваными ужинами и театральными спектаклями.
Напряжённая минута ржавым топором крушила маленький мирок детского сада, спаянный дружбой и взаимной помощью. Пусть ненадолго, но сейчас она и Лидочка с Надей стояли на разных берегах ледяной Невы.
— Я уверена, что при любом исходе возврат к прежнему неравенству уже невозможен, — поспешно произнесла Надя, словно умела читать мысли на лету. — Люди стали другими. Удивительно, но три года полностью поменяли тысячелетний уклад.
На лицо Лидочки тоже набежала озабоченность, и она активно закивала головой:
— Конечно! Мы не хотим здесь что-то менять, ведь правда? — Она развела ладони в стороны, будто бы обнимая стены с приколоченным плакатом «Долой безграмотность!», стопку детских книг на столе и сухарики на плите. — Нам хорошо вместе — и детям хорошо. Какая бы власть ни была, наш детский сад должен остаться прежним. Ведь правда?
— Конечно, правда, — поддержала Надя.
Они обе посмотрели на Фаину, словно ожидая её решения.
Фаина улыбнулась: — Конечно, правда!
* * *
В те февральские дни 1921 года семнадцатилетний юноша Ника Никитин записал в дневник своё стихотворение, где с иронией отразил текущие события. За зверскую расправу над юнкерами и пьяные грабежи революционных матросов в городе не любили и презрительно называли «Клёшниками»[28].
В ПАМЯТЬ ВОССТАНИЯ КРОНШТАДТСКИХ «CLOCH» НИКОВ
Пустые слухи град волнуют.
Орудья с грохотом палят.
То «красные» опять штурмуют
Восставший против них Кронштадт.
Уже сменился день морозный
Тревожной ночью. Вдалеке
Во тьме гремят орудья грозно,
Их гул несётся по реке.
И слыша этот гул орудий
В домах, сойдясь со всех сторон,
Между собой толкуют люди:
Потерпит кто в бою урон.
Ночная пала тьма на город.
Метёт метель. По площадям
И на углах, под снег и холод
Стоят команды тут и там.
Перед штурмом Кронштадта командарм Тухачевский[29]отдал приказ о применении против мятежников удушающих газов. В Кронштадте помешали погодные условия, но Тухачевский не оставил свою идею и применил химическое оружие летом, против крестьянского восстания в Тамбовской губернии.
Кронштадтский мятеж подавили к концу марта, когда Совнарком уже объявил об отмене военного коммунизма и переходе к Новой экономической политике — НЭПу.
* * *
Идти к Ольге Петровне не хотелось, но Капитолина кашляла и кашляла. Фаина уж ей и ноги с горчицей парила, и растирала разведённой самогонкой, и давала дышать над картошкой — ничего не помогало. Глядя, как маленькое тельце трясётся от кашля, Фаина тихонько плакала. Если бы человеку была дана возможность взять на себя чужую болезнь, то она, не задумываясь, поменяла своё здоровье на Капитолинину хворобу, но судьба обмен не предусмотрела, а уж правильно это или нет, не нам судить.
Доктор, к которому её отправила Надя, приложив кустистое ухо к трубочке, долго слушал ребёнку грудь и спинку, а потом посоветовал раздобыть барсучьего жира и поить девочку три раза в день по чайной ложке. А где его взять, этот жир, если и обычного коровьего масла днём с огнём не сыскать?
Хочешь не хочешь, а пришлось оставить Фаину на попечение Нади с Лидочкой и бежать на розыски Ольги Петровны, благо та оставила записку, где её можно сыскать по неотложному делу.
На улице апрель рассыпал по крышам брызги солнца и трудолюбиво плавил в лужах последние кусочки льда, похожие на стеклянные осколки. Продрогшие за зиму горожане выползали из холодных домов и счастливо жмурились от потоков первого весеннего тепла. Кто-то пристроился на скамейках, некоторые вынесли из дому стулья и блаженно подставляли солнцу иссохшие щёки. На высоком фундаменте решётки скверика на Шпалерной улице как галчата сидели несколько девочек с одинаково бледными личиками. Одна из девочек что-то весело рассказывала, а остальные смеялись, и Фаина подумала, что, детям, как птицам небесным, для счастья достаточно немного еды, солнышка и вольного воздуха.
Хотя ещё лежали сугробы, от влажных деревьев у особняка беглой балерины Кшесинской, ныне здания Петросовета, пахло весной и набухшими почками. Одно крыло особняка