прихтов — бледных червей подземелий и пищу цвергов на каждый день, а также хуртов — огненных в две пяди мокриц. Этих существ кормили красным ушуром и держали в загонах, не позволяя приближаться к грибам. А под шляпками деревянного гриба счастливый цверг порою находил вкуснейшего грибного слизня крогхта. Содержание этого нежнейшего существа было делом кропотливым. Привередливый крогхт выбирал только сочные молодые деревянные грибы, поверх которых росли крогъярхи, но недостаточно близко, чтобы высушить деревянный гриб, и недостаточно далеко, чтобы крогхт замерз и погиб. Потому крогхты разводились только волшебниками в королевской грибнице. Ценились они и лекарями, ибо крогхт мог впитать в себя даже самый сильный яд. Прельщенные их вкусом, цверги нередко воровали грибных слизней. Удачной вылазке радовалось все семейство, если же вора ловили, то лишали головы без суда.

Иные цверги держали в хозяйстве каменных жуков, гигантских жуков-оленей и жуков-носорогов. Но настоящим кормильцем цвергов считался офунгал, или глубинная тля. Это крупное медлительное насекомое давало сладкое питательное молоко, которым кормили и семью цвергов, и любимцев детей — саламандр и рубиновых жаб.

Грибничеством и слизневодством занимались почти все цверги, они копошились внутри собственных стен и никогда не покидали своих городов. Иные, однако, домашнему хозяйству предпочитали охоту. Мясо трунгала и ушурканфа подавалось самому королю, охотники получали из его рук щедрые награды, но обыватели их считали надменными хвастунами и нередко отрекались от них как от родни.

Семьи цвергов были обширными. Все они друг другу приходились сестрами и братьями, а потому родство для них, кроме самого близкого, ничего не значило. Пакостить родителям и обворовывать своих детей цвергам запрещалось совестью. Но уже в убийстве двоюродного брата не было ничего преступного, если этот брат оказывался твоим обидчиком или должником. Цверги никогда и ничего не прощали, обида же их переходила к детям с молоком.

Они жили в огромных сталагмитах, а когда места в доме растущей семье не хватало, с удовольствием его перестраивали. Цверги любили творить, и строительство было одним из главных выражений этой любви. В этом ремесле они использовали не только камень, но все, что удавалось им разыскать. Дверями и навесами часто служили жучиные панцири, гигантские кости шли опорами и перекрытиями. Цверги зажигали глаза подземных тварей магией и подвешивали фонарями, украшали дома ожерельями из нанизанных на жилы огромных зубов и когтей. Они выдували из сильгиса животные фигурки и ставили их под шляпки гигантских грибов в садах. Они возводили статуи из камней и металлов, раскрашивали и наряжали в одежды из шелка сукновалов. Они мостили дворы разноцветными камнями. Но больше всего они любили сооружать стены. Каждый цверг считал своим долгом укрепить кладку и увеличить высоту стены своих предков. Прежде низенькие заборы спустя тысячелетия со своего основания сейчас походили на стены неприступных замков. За ними цверги прятали от соседей секреты и внутри одного замкнутого мира возводили второй. Но самый ценный третий мир, находился в их домах. Здесь жили их семьи и хранились ценности, которые прижимистые цверги держали в огромных сундуках. Помимо высоких стен их оберегали защитные чары и верные приживалы-сторожа.

Однако нередко цверги жили анахоретами, столь велика была в них любовь к одиночеству. В их крошечных домах хватало место только для сна, а свои пустые жилища они никогда не расширяли и не обустраивали. Питались они подножным кормом, а разговаривали только с духами. Отшельники выражали свою волю через пращуров.

Пращурами становились самые старые цверги, которые доживали до четырехсот лет. Считалось, что срок выше этого даруется духами неслучайно и таким цвергам есть чему поучить других. Пращуры являлись советниками короля и носителями воли народа. Они подчинялись королю, но общим согласием могли его сменять.

Отдельным чином стояли кузнецы цвергов. Они не участвовали в политике, но являлись военной вершиной города, и в их руках была сосредоточена вся истинная народная власть. Они стояли выше военачальников, ибо решали, чем оснащать армию. Кузнец мог отказать в просьбе и простому обывателю и королю, и даже решение пращуров не могло на него повлиять. Жили кузнецы в сталагмитах, выступающих из кипящего озера и называемых клыками Атнамора.

Латбир вел гостей лабиринтами Гортунгаша. Теперь уже высокие стены полностью скрывали признаки его обитаемости, и Язару представлялось, что хотя он и спускался в город, но оказался на дне ущелья или глубокого рва. Порою на улицах все же мелькали вывески, указывающие на занятия их жильцов, — здесь жил зелейник, там гончар, здесь портной, там стряпчий. Но обыкновенно цверги столь старательно хранили свои секреты, что часто с улиц невозможно было понять, как попасть к ним во двор, и живет ли вообще кто-то за высокими стенами. Цверги редко покидали дома, а разговаривали мало и негромко, так что по многу дней кряду в Гортунгаше стояла кладбищенская тишина.

Пустынными закоулками они вышли к озеру. Здесь уже было гораздо светлей. Лава Атнамора бурлила и шумно перекатывалась, словно в огне обитал невиданный исполинский зверь. Сталагмиты кузнецов цеплялись за берег каменными узенькими мостками, а в центре озера лежал островок Короля, полностью занимаемый дворцом Орховуром.

Это была огромная базальтовая глыба, поднятая из недр Атнамора. Над ней звенели кирки цвергов, ее обтачивали молоты ванапаганов. И как всякий горожанин Гортунгаша король перестраивал и облагораживал свой дворец. Орховур сиял большими сильгисовыми глазами-окнами и подобно ежу щерился множеством зубчатых шпилей. Они венчались золотыми коронами, и от каждого шпиля к озеру тянулась ансуровая цепь. Самый крупный из них был колокольней, огромный бронзовый колокол которой виднелся даже с берега. Он назывался Горевестником, ибо созывал цвергов лишь в тревожный час.

— Для чего эти цепи? — спросил Язар, а Иварис перевела Латбиру его вопрос. Их назначение для гостей было непонятным, ибо едва ли король в своих капризах столь расточительно использовал этот ценнейший металл.

— Они защищают город с севера, — недовольно буркнул тот и ничего не пояснил.

Берег топорщился маленькими иглами-сталагмитами. Язару и в обуви было неприятно по ним ступать, ходьба по горячим иглам отдавалась и на лице Иварис. Но босоногие цверги не укорачивали шага и даже не смотрели под ноги.

У черной круглой лодки их дожидался ванапаган. Ростом он был трех саженей, лицом человек, а сложением цверг. Его смуглая кожа была темнее кожи бронзовых цвергов, глаза же, напротив, горели желтым огнем. Его густые курчавые рыжие волосы переходили во всклокоченную бороду и висели пышной гривой на спине. Одеждой ванапаган носил шкуры трунгалов, из них же были его длинные перчатки и высокие с отворотами сапоги. Хотя собственная кожа великана была крепче шкуры