этого зверя, она оставалась беззащитной перед жаром огня. В руке ванапаган держал большое соразмерное ему костяное весло, на которое опирался как на посох.

При ближайшем рассмотрении лодка оказалась карапаксом, или верхней частью панциря угольной черепахи. Это еще одно удивительное подземное создание обитало в огненных водах. Оно росло с каждым годом, а доживало до тысячи лет, так что к старости достигало размеров слона.

Гостей усадили в панцирь. Оказавшись внутри, они могли дотянуться до его краев лишь вытянутыми руками, и для них стало очевидно, почему лодкой правит именно великан. Здесь хватало места для всех цвергов, но как только дозорные начали забираться, ванапаган несогласно покачал головой.

— Атнамор сегодня неспокоен. Я повезу только людей.

Цверги мгновенно пришли в негодование, они стали шуметь, ворчать, потрясать кулаками и недовольно переглядываться.

— Вези всех, — распорядился Латбир.

— Всех не повезу, — упрямо повторил ванапаган.

Прелагатай сдвинул брови, великан оставался спокоен.

— Я должен доставить их в Орховур по приказу короля, — напомнил цверг. — Тхунган, ты чего, приказа не слышал?

— Мне приказано переправить наземных гостей, а не цвергов, — возразил ванапаган.

— Ладно! — сдался Латбир. — Переправь только меня. Плывем!

Он прыгнул в лодку, но великан даже не повернулся.

— Я повезу только наземных гостей.

— Чтоб ты в Абакаду утонул, упрямец! — выругался цверг. Ему ничего не оставалось, как уступить.

Тхунган оттолкнул лодку веслом, она покачнулась и медленно поплыла. Цверги стояли на берегу и с недовольством следили за удалением лодки из-под густых надвинутых бровей.

Озеро и, правда, волновалось. Оно раскачивало лодку и разбрасывалось огненными брызгами, некоторые из них перепрыгивали высокие борта и забирались внутрь. Одни, быстро остывая, обращались черной магмой, но другие вдруг оказывались рубиновыми жабами. Половину пути Тхунган безучастно молчал, но когда нашествие жаб усилилось, он сокрушенно покачал головой и произнес на общесемардском:

— Атнамор хочет говорить с вами. Если он обратится к вам за помощью, — не отказывайте.

— Что мы можем сделать для озера? — спросил Язар, счастливый уже и тому, что родной ему язык здесь кому-то знаком.

— Цверги удерживают его цепями. Ни одно существо не заслуживает того, чтобы находиться на привязи.

— Зачем им это?

— Атнамор стережет вход в котлован на севере. Если его отпустить, наги вторгнутся в Гортунгаш.

— Но тогда положение безвыходное, — разочарованно заключил Язар.

— Так было не всегда, — вспомнила Иварис. — Прежде цверги обходились собственными силами.

— Так было еще в юности моего деда, — согласился Тхунган. — А затем наги заключили союз с могущественным пещерным драконом Бечетабисом, пообещав ему половину сокровищ цвергов. Лишь совместными усилиями моему народу и цвергам удалось прогнать дракона. Разрушения были ужасными, половина Гортунгаша ушла на дно озера. Цверги бросались в лаву вслед за своими сундуками. Никто не выплыл. Они просили защиты Атнамора. Дух ответил, что не делает различий между подземными жителями, Бечетабис ему не враг, и наги ему не враги. Тогда Гортуин приказал собрать весь ансур в Драконьем котловане, сложить ансуровое оружие, доспехи и кубки, и выковать цепи, какие удержат непокорного духа. С тех пор наги не осмеливаются появляться в котловане, а беззаботная жизнь цвергов обходится страданием всего лишь одного духа. Я много размышлял об этом, — вздохнул ванапаган. — Что стоит бессмертному духу пробыть и десять тысяч лет на цепи? Он был в котловане прежде, чем здесь завелись драконы. Он переживет цвергов и будет здесь при других королях. А все-таки держать его на привязи бесчестно.

— Я поговорю с духом, — пообещала Иварис.

— Но что случится, если освободить Атнамора? — спросил Язар.

— Не знаю, — великан покачал головой. — Он недоволен. Цверги боятся, он разрушит город, если вернет свободу. В нем клокочет злоба, и даже духовидцы теперь не слышат его слов. Если ты, Иварис, действительно дочь Каштура, может быть, тебе удастся поговорить с ним. Цвергов и Атнамора необходимо примерить. Полагаю, и король попросит тебя о том же.

Они причалили. Тхунган помог гостям вылезти и проводил к большим бронзовым воротам Орховура.

Перед ними стояли навытяжку, положив костяные копья на плечи два цверга-стражника. Глаза их были закрыты, так что они, очевидно, спали прямо на службе.

Пробудившись на шум, стражники оттянули тяжелый молот-било. Грохот, словно раскат гонга, разнесся по замку. Врата медленно, как челюсть сонного зверя, опускались на цепях.

Высота свода позволяла пройти во дворец даже существу крупнее ванапагана и заставляла задуматься, привечал ли Орховур столь высокорослых гостей. Тхунган не вошел внутрь, но вернулся на берег. Там он сел на острые сталагмиты, вытянул ноги, едва не касаясь лавы, и уронил в глубину озера задумчивый взгляд.

По другую сторону врат гостей встретил иссушенный годами старец. Был он осанист, как тростник, с глазами яркими, как рубины, в доспехах из черной чешуи подземных нагов. Кожа цверга туго обтягивала череп, словно он много лет ничего не ел. Так оно, вероятно, и было. С годами цверги, как и ненавистные им альвы, отказывались от пищи и даже от воды, и точно также к старости становились сильнее. Но если старшие альвы оставались воздушными и полнились жизнью, то цверги-пращуры постепенно мумифицировались, застывали камнями и рассыпались в пыль. Только тогда от них оставались глаза — драгоценные камни. Глаза цверга позволяли видеть в темноте и даровали устойчивостью к огню, за ними также охотились алчные маги, создавая из них могущественные камни слов.

В руках старец держал глефу выше него самого из необычного темного серебра. Ее рукоять извивалась длинным змеем, из пасти которого торчал лезвием клык. Прежде он принадлежал вуивру, за царский облик называемому королем змеев. Вуивры умели дышать пламенем и даже после смерти хранили в себе силу огня. За пояс цверга был заправлен церемониальный бронзовый крис с инкрустированной рубинами костяной гардой.

— Я пращур Войхарен, — представился цверг на хорошем общесемардском. Голос его звенел металлом, и мощи в нем звучало даже больше, чем в голосе самого короля. — Идите за мной.

Все цверги склонны к накопительству. Молодые и бедные обходились шкатулками, зажиточные набивали ценностями сундуки. А те, кому богатства доставались по наследству, и кто умело его преумножали, рыли погреба, размеры которых часто превосходили сами жилища. С возможностями короля эта любовь к богатствам достигла апогея. Орховур являл собой огромную сокровищницу, сравниться с которой не могла казна ни одного наземного владыки. В золотых шкафах и на платиновых столах громоздились пирамиды драгоценной посуды. На стенах висели инкрустированные самоцветами церемониальные доспехи, оружие и щиты. Вдоль стен, разверзнув пасти, тянулись огромные сундуки, их чрева были переполнены, и драгоценности извергались на вымощенный драгоценными камнями пол.

Минуя залы сокровищ, Язар подумал, что Гортуину ничего не стоит