Старый банкир даст вам еще один пример этого свинства,вызывающего возбуждение, – кстати, о нем вы еще не раз услышите вдальнейшем. Банкиру нужна была красивая женщина сорока или сорока пяти лет сдряблой грудью. Как только он оказался с ней наедине, потребовал, чтобы онаобнажилась до пояса и начал свирепо тискать ее груди: «Настоящее коровьевымя! – кричал он – Для чего такие сосцы могут служить, как не длявытирания моего зада?» Он их жал, плевал на них и растирал, связывал одну грудьс другой, вставал на них грязными ногами, приговаривая, что это не грудь, апозорище, и как только природа могла создать такое безобразие и так опозоритьтело женщины.

После этой нелепой прелюдии он разделся догола. Но боже,мой, какое тело! Как вам описать, господа? Банкир весь был в язвах с ног доголовы, их отвратительный запах проникал даже в соседнюю комнату, гденаходилась я. И тело он заставил сосать!»

«Сосать?» – заинтересовался Герцог.

«Да, господа – сказала Дюкло. – С ног до головы, неоставляя ни одного пятнышка размером с луидор, – ее язык должен былпобывать везде. Женщина, которую я ему дала, не могла этого даже предположитьи, когда увидела этот сплошной гнойник, в ужасе отступила. «Ах ты,бездельница! – заорал он. – Так я тебе не нравлюсь? А между тем, тебепридется все-таки меня всего обсосать. И твой язык будет лизать каждую клеточкумоего тела! Так что не делай вид, что тебе противно. Другие это делали хорошо.Ну давай же, давай, не воображай…»

Он был прав, говоря, что деньги могут все. Эта женщина былав крайней нужде, а я пообещала ей два луидора Она все сделала как он ее просил,и старый подагрик сладострастно качался во время операции, с наслаждениемчувствуя, как ее нежный язычок гуляет по всему его телу и облегчает язвы,которые его пожирали. Когда операция была закончена, она не стала финалом длянесчастной. Он заставил ее вытянуться на полу, сел на нее верхом и накакал ейна грудь. Давя ее груди, он вытирал ими свой зад Но я все еще не видела, чтобыон разрядился. Потом я узнала, что ему требовалось повторять эту операцию многораз, чтобы выделить сперму. Дважды этот мужчина в одно и то же место неприходил, я больше его никогда не видела – и ничуть об этом не сожалею.»

* * *

«Ну что ж, – сказал Герцог. – Я нахожу, что этотчеловек завершил свою операцию вполне разумно. Я не знал, что соски женщинмогут быть использованы для вытирания зада.»

«Совершенно очевидно, – заявил Кюрваль, грубо тискаянежные и деликатные грудки Алины, – совершенно очевидно, что соски женщины– вещь препротивная. Они меня просто раздражают! Глядя на них, я даже испытываюотвращение, как перед чем-то отталкивающим… Только ее задний проход вызывает уменя живой интерес.»

Говоря так, он побежал в свой кабинет, увлекая за собой загруди Алину, а также Софи и Зельмир, двух девушек из своею сераля, и Фаншон. Мыточно не знаем, чем он занимался с ними, но вскоре из кабинета послышалсяженский крик, а несколько позже – его победные вопли по случаю удачной разрядкиОн вернулся, Алина плакала и прижимала платок к груди. И так как все этисобытия не вызвали ни у кого никаких чувств, разве что смешок, – то Дюкловозобновила свои рассказ:

«Через несколько дней я сама обслуживала одного старогомонаха, что потребовало от меня больших физических усилии и очень утомило; этои не было столь противно, как в последнем случае. Он подставил мне свойотвратительный зад, кожа на котором напоминала пергамент. Надо было тереть,месить, разминать этот зад, колотить по нему кулаками изо всех сил (емунисколько не было больно); он только держал в руках свой член, который емуудалось разрядить в конце операции

Мое усердие гость, без сомнения, расхвалил в монастыре,потому что на следующий день он пришел не один, а с одним из своих приятелей,которому также надо было растирать зад. Этот был более порочен и болеевнимателен ко мне. Он покрыл поцелуями мои зад и вылизывал его не менеедесяти-двенадцати раз, в то время как я, в интервалах, изо всех сил растирала ишлепала ею ягодицы. Когда кожа на них стала мягкой, его орудие любви поднялось.Я могу поклясться, никогда в жизни не видела такого великолепного орудия! Онвложил член мне в руки и просил одном рукой двигать его взад-вперед, а другойпродолжать бить его по заду.»

«Или я ошибаюсь, – вмешался Епископ, – или мы перешлик пассивному самобичеванию.»

«Да, господа, – сказала Дюкло, – так как моязадача на сегодня выполнена, то я, с вашего позволения, перенесу на завтрарассказ о вкусах природы, которыми будем заниматься с вами несколько вечеров.»

Оставалось еще немного времени до ужина; Дюрсе сказал, чтоне отказался бы, если бы ему для аппетита поставили клизму. Все женщинызатрепетали. Но поскольку он принял решение, его надо было осуществить. Тереза,которая ему прислуживала в этот день, заверила, что все сделает наилучшимобразом, и доказала это делом. Как только маленький финансист почувствовалтяжесть внутри, он позвал Розетту. Ей совсем не хотелось, но пришлосьпокориться. Бедная малютка глотала жидкость дважды. К счастью прозвенел звонокна ужин, а то бы пришлось занятие продолжать.

После ужина перешли к другим удовольствиям. Во время оргиииспражнялись прямо на пол, наложили много куч, в том числе – на сосцы женщин.Герцог перед всеми съел кал Дюкло, в то время как красавица обсасывала еготело. Руки развратника блуждали по ее телу. Хобот Герцога выбросил обильнуюсперму. Кюрваль повторил то же с Шамвиль. Потом все отправились спать.

Семнадцатый день

Ужасная антипатия Председателя по отношению к Констансусиливалась с каждым днем. По установленному Дюрсе расписанию он провел с нейночь. И на следующий день она должна были перейти к Дюрсе. Утром Председательразразился жалобами в адрес Констанс: «Из-за ее состояния к ней нельзяприменить обычные меры наказания, – жаловался он. – А то еще выкинетсвой плод до срока! Но, черт возьми, надо все-таки найти средство наказать этушлюху за все ее глупости!»

Сейчас мы увидим, до чего додумался этот извращенныйразвратник. И за что? Только за то, что вместо того, чтобы повернутся к немузадом, несчастная повернулась передом. Вот это-то «непослушание» ей и вменялосьв вину! Но что было хуже всего, так это то, что она отрицала факты. Онаутверждала, что Председатель клевещет на нее, что он ищет ее погибели и всякийраз, как она спит с ним, изобретает что-нибудь подобное.

Так как законы на этот счет были чисто формальными, а женщинздесь вообще не слушали, то совет четырех стал решать, как наказать этуженщину, сейчас или в будущем, чтобы при этом не повредить плод. Решили, что закаждую провинность она должна будет съедать кусок кала.

Кюрваль потребовал, чтобы наказание было приведено висполнение немедленно. Все это одобрили. В это время все находились на завтракев аппартаментах девушек. Потребовали, чтобы виновную привели. Председательсделал по-большому в центре комнаты, Констанс приказали встать на четвереньки ипроглотить то, что сделал этот жестокий человек. Никакого сочувствия к беднойженщине – эти люди были словно выкованы из бронзы! Она упала на колени, умолялапростить ее, но ничто не могло их разжалобить. Они от души забавлялись, глядяна мучения молодой женщины, которая никак не могла преодолеть отвращения, нообязана была подчиниться. Наконец, содрогаясь, она проглотила кусочек – хорошоеще, что не надо было доедать до конца! Все четверо героев, присутствовавшиепри этой встрече, потребовали, чтобы четыре девушки гладили и возбуждали ихчлены. Кюрваль, возбудившийся больше других, воскликнул, что Огюстин делает этопревосходно. Чувствуя, что вот-вот кончит, он позвал Констанс, которая недавнозакончила свой грустный завтрак: «Иди сюда, шлюха, – крикнул он ей. –Когда едят рыбу, ее поливают белым соусом. Вот твой соус, получай!» Бедняжкепришлось получить еще и это: Кюрваль спустил шлюз и разрядился прямо в ротнесчастной супруге Герцога, а сам при этом съел свежий и деликатный калмаленькой Огюстин.