Потом инспекция пошла проверять горшки. Дюрсе изучал кал вгоршке Огюстин. Девушка извинялась, что была не совсем здорова. «Нет, –сказал Дюрсе, ковыряя кал. – При несварении желудка другое качество стула,а ваш вполне здоровый.» Он достал ужасную тетрадь и сделал пометку под именемэтого небесного создания, невзирая на ее слезы.

Все остальное было в порядке, но в комнате мальчиковЗеламир, который сделал по-большому перед оргией и которому не велели вытиратьзадний проход, вытер-таки его без разрешения. Это было тяжким преступлением.Зеламир был также занесен в список. Несмотря на это, Дюрсе поцеловал его в зади пососал немного.

Потом пошли в часовню, где сидели на стульчаках два«работяги», Алина, Фанни, Тереза и Шамвиль. Герцог взял в рот кал Фанни и съелего, Епископ – одного из «работяг», Дюрсе – Шамвиль, а Председатель – Алины,

Сцена с Констанс разогрела головы, потому что уже давноникто не позволял себе таких дерзких выходок утром.

За обедом говорили о морали. Герцог сказал, что не понимает,почему законы во Франции так свирепствуют против разврата: ведь разврат,занимая граждан, отвлекает их от крамолы и революций.

Епископ возразил, что законы направлены не против развратакак такового, а против его крайних выражений. Начался спор, и Герцог доказал,что в разврате не было ни одной крайности, опасной для правительства, а,следовательно, не только жестоко, но и абсурдно фрондировать против такихпустяков. Беседа оказала на всех должное воздействие. Герцог, наполовинупьяный, удалился в объятиях с Зефиром и целый час целовал взасос этогокрасивого мальчика, в то время как Геракл, воспользовавшись ситуацией, вонзил взадний проход Герцога свое огромное орудие. Тот и не заметил! Его приятелиразвлекались, кто как мог. Потом пришло время пить кофе. Так как было ужесделано немало глупостей, за кофе все прошло спокойно. И Дюкло, воссевшая насвой трон, поджидала компанию, чтобы продолжить свои рассказ:

«В моем доме произошла потеря, которую я не могла пережитьво многих отношениях. Речь идет об Эжени; я любила ее больше всех; из-за еепоразительной услужливости она была мне необходима при всех операциях,приносивших деньги. И вот эту Эжени у меня выкрали самым странным способом.Один слуга, которому заплатили большую сумму денег, пришел к ней – отвезти загород на ужин, за который она получит семь или восемь луидоров. Меня не былодома, когда это произошло, а то бы я, конечно, не разрешила ей уехать снеизвестным человеком. Но он обратился к ней непосредственно, и она согласилась…Больше я ее никогда не видела…»

«И не увидишь, – вмешалась Ла Дегранж. – Партия,которую ей предложили, была последней в ее жизни. И я расскажу, когда придетмой час, как она была разыграна с этой красивой девушкой.»

«О да, это была редкая красавица! – вздохнулаДюкло. – Ей было двадцать лет. Лицо тонкое и удивительно приятное…»

«И к тому же самое красивое тело в Париже! – добавилаЛа Дегранж. – Но все эти достоинства обернулись для нее бедой. Однако,продолжайте, не будем останавливаться на частностях.»

«Ее заменила Люсиль, – возобновила рассказДюкло, – и в моем сердце, и в моей постели, но не в работе с клиентами,так как для этого ей надо было обладать не только услужливостью, но ипокорностью. Как бы то ни было, я ей доверила вскоре после этого настоятелямонастыря Бенедиктинов, который приходил ко мне время от времени и которымобычно занималась Эжени.

После того, как этот святой отец вылизал ей зад и долговзасос целовал в губы, надо было легонько постегать его розгами по члену – и онразрядится; ничего больше не требовалось, только розги. Его высшимудовольствием было видеть, как девушка ударами розг выбивала из его члена каплиспермы, которые вылетали к воздух.

На другой день я сама обслуживала клиента, которомупотребовалось не менее ста ударов розг по заду. Перед этим он лизал мой заднийпроход и тер рукой свой член.

Третий клиент снова пришел ко мне через некоторое время.Этот любил церемонии: о его приходе я была уведомлена за восемь дней. Мне былопоставлено условие, чтобы все это время я не мыла ни одной части своего тела иособенно – задний проход, не чистила зубы и не полоскала рот и чтобы в момент уведомленияя положила в горшок с мочой и калом по крайней мере три связки розг. Спустявосемь дней он пришел. Это был старый таможенный чиновник, человек с большимдостатком, вдовец без детей, который часто проводил время подобным образом.Первым делом он выяснил, точно ли я выполнила его инструкцию о воздержании отумывания. Я заверила его, что все было выполнено в точном соответствии с егожеланием. Чтобы в этом убедиться, он начал с поцелуя в губы, который, безсомнения, его удовлетворил; после этого член поднялся наверх. (Если бы при этомпоцелуе он почувствовал, что я пользовалась зубной пастой, то не начал бы своейпартии!)

Итак, он смотрит на розги в горшке, куда я их положила,потом требует, чтобы я разделась, и начинает нюхать каждую часть моего тела,особенно те места, которые запретил мне мыть. Так как я выполнила все точно, оннашел там тот аромат, которого жаждал: я увидела, как он воспламенился ивоскликнул: «Да, да, как раз так, как я хочу!» Я начала обрабатывать ему зад.Кожа на нем была коричневого цвета и очень жесткая. После того, как я натерлаэтот натруженный зад, я достала из горшка розги и, не вытирая их, началастегать со всей силой. Он даже не шевельнулся. Мои удары не могли сокрушить этунеприступную цитадель. После первой атаки я засунула три пальца в его заднийпроход и начала изо всех сил его раздирать. Но его кожа была бесчувственной: ондаже не вздрогнул. После двух первых церемоний я легла на кровать животом вниз,он встал на колени, раздвинул мне ноги и языком начал лизать один за другим обамоих прохода, которые после принятых мною по его приказу мер не были слишкомблагоуханными. После того, как он насосался вдоволь, я вновь начала егостегать, потом он снова, стоя на коленях, лизал меня. И так продолжалось, поменьшей мере, пятнадцать раз. Наконец, освоив хорошо свою роль и внимательноследя за состоянием его пушки, я время от времени бросала на него взгляды, нетрогая его. Во время очередного лизания, когда он стоял на коленях, я выпустилаему под нос кусочек кала. Он отшатнулся, сказал, что я нахалка и – разрядился,сам взяв в руки свое оружие и испуская вопли, которые можно было слышать сулицы, несмотря на все принятые мною предосторожности. Мой кусочек кала упал напол. Он только понюхал его, в рот не взял и ни разу не дотронулся. Он получилне менее двухсот ударов розгами и так привык к ним, что от всей процедуры наего коже остался лишь едва заметный след.»

* * *

«Вот, наконец, зад, который может поспорить с твоим,Председатель! – воскликнул Герцог.»

«Конечно, конечно, – пробормотал Кюрваль, зад которогов этот момент как раз растирала Алина. – Я одобряю поведение упомянутогогосподина, поскольку оно вполне соответствует моим вкусам и привычкам. Лично яприветствую отсутствие биде и вообще всякого мытья. Мне хотелось бы, чтобы сроквоздержания от омовений был еще увеличен – по крайней мере, до трех месяцев!»