– Это florino d’oro, – медленно проговорилслужащий компании Фуггеров. – Флорин, который еще называют гульденом.Диаметр около дюйма, вес около четверти лота,[99] двадцатьчетыре карата чистого благородного металла, на аверсе флорентийская лилия, нареверсе святой Иоанн Креститель. Закройте глаза, господин Грелленорт, ипредставьте себе таких флоринов больше. Не сто, не тысячу и не сто тысяч.Тысячу тысяч. Millione, как говорят флорентийцы. Годовой оборот компании.Представьте себе это, милостивый сударь, постарайтесь увидеть это силойвоображения, глазами души. И тогда вы увидете и познаете, что такое настоящеемогущество. Истинную силу. Самую могущественную, которая существует, всемогущуюи непобедимую. Мое почтение, господин Грелленорт. Вы знаете дорогу к выходу, нетак ли?

Хотя весеннее солнце активно впихивало свои лучи в узкиеокна церкви Святой Эльжбеты, в боковом нефе царила тьма. Крейцарик не виделчеловека, с которым разговаривал, даже очертания фигуры были скрыты от егоглаз. Он чувствовал только запах, слабый, но различимый аромат розмарина.

– Грелленорт немногого добился, – услужливодоложил Крейцарик. – В городе говорят, что зря старается, что Рейнмара изБелявы не достанет, потому что тот давно сбежал за тридевять земель. Когда уФуггеров его выперли, Грелленорт впал в бешенство, очень сильно поссорился такжес епископом. Ему епископ запрещал ходить к доминиканцам и надоедать СвятойКурии. Он же не послушался. Вот все, что знаю.

Спрятанная в темноте фигура не пошевельнулась.

– Мы очень тебе благодарны, – сказала она мягким,возбуждающе модулированным женским альтом. – Очень благодарны. Пусть этомаленький мешочек хотя бы символично выразит, насколько сильно.

Зазвенело серебро. Шпик низко поклонился, запихнул мешочек вкарман. С трудом. Потому что он был далеко не маленьким. Но за два месяцашпионажа Крейцарик уже успел привыкнуть к языковым оборотам женщины, котораяговорила альтом.

– Всегда к вашим услугам, – заверил он,кланяясь. – Как только будет что-то новенькое… У епископа, значит… Есликакая-то информация… Всегда донесу вашей милости.

– И всегда встретишься с нашей благодарностью. Раз ужмы заговорили об информации и доносах, не слышал ли ты фамилию Апольда? Ютта деАпольда? Девушка, которую держит в заключении Инквизиция?

– Нет, госпожа, об этом ничего не знаю. Но если хотите,могу попробовать…

– Хотим. А теперь иди с миром.

Говорящая альтом и пахнущая розмарином женщина встала, светиз окна упал на ее лицо. Шпик тут же опустил глаза, наклонил голову. Инстинктподсказывал ему, что лучше не смотреть.

– Вельможная пани?

– Слушаю.

– Я предаю епископа и доношу на него, потому что злюсь…Но он же лицо духовное, слуга Божий… Я буду за это проклят?

– Опять епископ тебя разозлил? Чем на этот раз?

– Тем, чем и всегда. Мать мою оскорбляет. Вы ведьзнаете, что отец мой был кобольдом, но моя мать – хорошей и порядочнойженщиной…

– Твоя мать была еврейкой, – перебила женщина,говорящая альтом. – От выкрещенных родителей, но это ничего не меняет. Поматери ты тоже еврей, отец не считается, неважно, кобольд, гном, фавн, кентавр,пусть даже летающий дракон. Ты еврей, Крейцарик. Если бы ты ходил в синагогу,то знал бы, что в Судный День еврея ждет либо Эдемский Сад, либо огонь геенны,в зависимости от поступков еврея – и хороших, и плохих. Поступки записаны вКниге. Это очень старая Книга, ну просто предвечная. Когда ее начали писать,епископов не было, даже слова такого не знали. Не о чем, стало быть, тебепечалиться. Если бы ты донес на раввина – вот это была бы причина длябеспокойства.

Дуца фон Пак повернула коня, пустила его в галоп, на полномходу бросила копье. Острие с глухим стуком вонзилось в столб около ворот,древко задрожало. Девушка отклонилась в седле, притормозила коня до рыси.

– Божье наказание, – покрутил головой УльрикПак. – Одни мучения с этой девкой.

– Выдайте замуж. Пускай муж мучается.

– Тогда, может, вы соблазнитесь, пан Чирне? Хотите? Дамвам ее хоть сегодня. И на приданое не поскуплюсь.

– Премного благодарен, – Гайн фон Чирне посмотрелна вонзенное в столб копье. – Но не возьму.

– А вы, господин фон Гунт?

– Извините, – Кучера фон Гунт повелплечами, – но я предпочел бы таких, которые вяжут крючком.

Колокол у доминиканцев звонил на вечерню. Солнце в закатеокрашивало стекла в окне красным, пурпурным и золотым цветом.

– Его преподобие инквизитор отсутствует, – ответилсо своим польским акцентом Лукаш Божичко. – Выехал.

Стенолаз уже два раза пробовал применить черную магию,дважды скрытыми заклинаниями пытался напугать дьякона и заставить покориться.Заклятия не подействовали, намерения не удались. Было очевидно, что этоследствие защитных чар. «Вся резиденция папской Курии, – подумалСтенолаз, – а кто знает, может и весь собор Святого Войцеха заблокирован.Поскольку это же немыслимо – чтобы заклятия знал и мог их применять этотБожичко, этот придурковатый попик».

– Выехал, – повторил следом за Божичко. – ВРим, небось, ad limina?[100] Не обязательно отвечать, Божичко,и так ясно, что Гейнче не сказал тебе, куда едет. Причину отъезда, как ядогадываюсь, он тебе тоже не открыл. Инквизитор не докладывает кому попало. Но,может, хотя бы дату приезда очертил?

– В вопросе возвращения, – лицо Лукаша Божичкобыло словно выбито из гранита, – его преподобие инквизитор также не счелцелесообразным докладывать. Что же касается причины путешествия, то онаизвестна всем и каждому.

– Слушаю, пускай станет известной и мне.

– Его преподобие инквизитор в настоящее время посвятилсебя проблеме борьбы с терроризмом.

– Высокую цель, – покивал головой Стенолаз, –поставил перед собой Гейнче. Есть с чем бороться. Настоящей проблемой сталгуситский терроризм.

– Его преподобие инквизитор, – Божичко не опустилвзгляд, – не уточнял, каким терроризмом он занимается.