что немудрено устать и опечалиться при всем том бремени, что свалилось в последнее время на Овчинникову.

– Тогда я еду, – сказала сыщица.

– Жду.

Андриана положила трубку и бросилась к вешалке, но тут вспомнила о Фрейе и Марусе. Сколько она пробудет в доме Масальского, неизвестно, а ее кошки начисто отвергают идею принудительного голодания. Поэтому Андриана вернулась на кухню и с верхом наполнила едой обе кошачьи миски. После чего вызвала такси и вышла из дома.

Глава 21

По дороге к месту назначения Андриана Карлсоновна думала о том, что в свете установления отцовства Захара выходило, больше всех в смерти Ефима Яковлевича Масальского был заинтересован сын Захара. Но Караваеву не было резона убивать родного отца. Да и вообще сомнительно, чтобы он знал о том, что у него имеется богатый дядя.

К тому же не стоит забывать о том, что убить Захара Яковлевича мог только тот, кто находился в новогоднюю ночь в доме его брата. Караваев к дому дяди и близко не подходил. Постороннего, крутившегося возле ворот, заметили бы охранники, да и наружная камера зафиксировала бы его. Так что опять тупик.

С такими невеселыми мыслями Андриана подъехала к воротам особняка, объяснила охраннику, кто она и зачем приехала.

– Меня ждет Диана Артемьевна! – завершила она свой монолог.

Молчаливый охранник достал было телефон, но к ним уже бежала Овчинникова.

– Это ко мне! – заявила она, взяла сыщицу под руку и буквально поволокла к крыльцу. Андриане пришлось быстро-быстро перебирать своими миниатюрными ножками, обутыми в теплые полусапожки тридцать пятого размера.

Домоправительница привела сыщицу на кухню, кухарка подала им чай и поставила на стол большое блюдо с кусками пирога.

Андриана Карлсоновна почувствовала, что, несмотря на поездку в такси, замерзла и проголодалась, так что она без церемоний принялась за угощение. Время от времени она отрывалась от еды и бросала взгляды на домоправительницу. И чем дольше она всматривалась в лицо Дианы Артемьевны, тем больше ей не нравилось его выражение. Наконец, закончив с чаем, сыщица попросила:

– Диана Артемьевна! Выкладывайте, что произошло!

– Нотариус огласил завещание, – тусклым голосом проговорила Овчинникова.

– И что?

– Все движимое и недвижимое поделено на две равные части. Одна из них завещана мне.

– О! – вырвалось у Андрианы.

– Следователь сказал примерно то же самое, узнав об этом, – горько усмехнулась домоправительница.

– Однако, если рассудить здраво, – проговорила овладевшая своими эмоциями Андриана Карлсоновна, – в этом нет ничего удивительного. Ведь вы были много лет и правой и левой рукой Ефима Яковлевича Масальского. И вы заслужили это.

– Может, и так, – согласилась домоправительница, – но только у полиции совершенно другое мнение. После оглашения завещания был проведен повторный обыск! Они все перевернули вверх дном! Нас с сыном по очереди допрашивали как не только отпетых мошенников, но и закоренелых убийц! – вырвалось у оскорбленной женщины.

– По-моему, вы преувеличиваете, Диана Артемьевна.

– Ничуть! – возмущенно воскликнула Овчинникова.

– Обыск ничего не дал?

– Можно сказать, что уехали они ни с чем. Я еще удивилась, что они не взяли с нас подписку о невыезде.

– Это говорит о том, что вас никто особо и не подозревал.

– Не знаю, не знаю. Но нашим спасением мы с Артемием обязаны нашей прачке.

– Прачке?

– Да! Видите ли, Прасковья Матвеевна – женщина старой закалки, и она не просто тискает белье в машинку, а предварительно сортирует его. И вот, к своему удивлению, она обнаружила в белье перчатки, в которых обычно работают летом в саду. Но какие работы зимой? Прасковья Матвеевна решила, что перчатки где-то валялись с лета, а теперь их кто-то кинул в стирку. Когда она сказала мне об этих перчатках, у меня сердце упало! Я сразу спросила, где они. И она ответила, что стирать их не стала и кинула в мусор. Увидев мое состояние, добрая женщина переполошилась, и мы обе бросились к мусору. Перчатки еще не успели завалить. Я попросила Прасковью Матвеевну вызвать полицию. И все им рассказать. Надо отдать им должное, они приехали и забрали перчатки.

А через день приехали во главе с капитаном Турусовым и забрали нашу Ольгу Геннадьевну!

– Старушку Мелихову? – вырвалось у Андрианы изумленно. Сыщица напрочь забыла о том, что Ольга Геннадьевна всего на год старше ее. И назвав ее старушкой, она бросила тень и на свою так называемую третью молодость. Но в данных обстоятельствах эта мысль не пришла Андриане в голову. – И зачем же она им понадобилась? – продолжала она допытываться.

– Я тоже была такой же упорной, как вы, – ответила домоправительница, – и доставала следователя до тех пор, пока он не сообщил, что на перчатках обнаружена слюна Захара Яковлевича, а внутри ДНК Ольги Геннадьевны! Мелихова призналась, что задушила его подушкой, он оказывал ей сопротивление, хоть и слабое, из-за того, что был сильно пьян. В результате на перчатки попала его слюна.

– Просто немыслимо! – проговорила Андриана Карлсоновна.

– Вообще-то Ольга Геннадьевна не такая уж и слабая, – вздохнула домоправительница. – В молодости она занималась спортом, толкала ядро.

– Но зачем она это сделала?!

– Хотела, чтобы наследство досталось ее племяннице Марии. Следователю она сказала, что слышала, что Ефим Яковлевич говорил кому-то, что отпишет все Масальскому. А из Масальских оставался только Захар. Вот она и решила…

– Зачем же она его еще и ножом ударила?

– Ольга Геннадьевна утверждает, что она этого не делала.

– Вот как?! – озадачилась Андриана Карлсоновна. – Кто же тогда это сделал?

Овчинникова пожала плечами.

– А кто сообщил Ефиму Яковлевичу о смерти брата?

– Сонечка.

– Сонечка?

– Да. После задержания бабушки девочка призналась, что сделать это ее попросила бабушка, сказав, что очень плохо, когда родной брат ничего не знает о смерти своего младшего брата. Вот девочка и рассказала все Ефиму Яковлевичу, объяснив свой поступок тем, что ей было жалко дедушку Ефима.

– Выходит, что Ольга Геннадьевна не только убила младшего брата, но и превратила собственную внучку в орудие убийства старшего брата.

Овчинникова печально кивнула.

– Вы мне, Диана Артемьевна, говорили, что в прежнем завещании все делилось между всеми поровну.

– Завещаний было несколько.

– Понятно. Но когда же Ефим Яковлевич составил последнее завещание?

– Он оказался бо́льшим конспиратором, чем я могла это предположить. Ефим Яковлевич сговорился со своим доктором, и тот под видом своего помощника привел к нему на самом деле помощника нотариуса. И они все оформили.

– Вы ничего не знали об этом? – не смогла сдержать удивления Андриана.

– Нет, – тихо ответила Овчинникова. – Наверное, он не хотел, чтобы я заранее чувствовала себя обязанной ему.

– Наверное, – машинально согласилась Андриана и подумала: «Выходит, что я опоздала с желанием порадовать Кочубеева». И тут она встрепенулась и спросила: – Диана Артемьевна, вы не сказали, кому Ефим Яковлевич отписал вторую часть наследства.

– Какому-то Александру Владимировичу Караваеву. Его не было на оглашении завещания. И мы понятия не имеем, кто это такой.

– Зато я могу предположить, кто он.

– И кто же? – Овчинникова бросила на сыщицу недоверчивый взгляд.

– Сын Захара Масальского.

– Да что вы такое говорите?! У Захара