Тебе нужна помощь? ‒ Мой язык едва ворочался во рту, а под ложечкой неприятно тянуло.

Был ли я когда-нибудь так напуган после того, как не стало мамы?

Она замотала головой, выдавив сдавленное «нет».

Я перевел дыхание. По крайней мере, физически она была в порядке.

‒ Детка, ты пугаешь меня, ‒ честно сказал я. Сейчас было не время изображать из себя крутого мачо со стальными яйцами. ‒ Скажи мне, что случилось?

Мика судорожно вздохнула, проведя ладонью по мокрому, покрасневшему носу. Мое сердце защемило. Я никогда не считал, что плачущая девушка – это трогательно и мило. Слезы вызывали во мне одно желание: убраться как можно дальше от исторгающего их объекта. Но с ней это не работало. С ней все сигналы самозащиты молчали.

Ее вид, такой ранимой и уязвимой, с мокрыми ресницами и красным носом переполнил мое сердце теплом, заставляя открыться навстречу ей.

‒ Я люблю тебя, ‒ едва слышно – я скорее прочел это по ее губам, чем услышал – прошептала Мика. ‒ Я влюбилась в тебя, и меня сводит с ума страх, ‒ прерывистый вздох, ‒ признаться, но молчание действует не лучше.

Я онемел. На несколько мгновений, казалось, дар речи покинул меня, будто я и вовсе никогда им не обладал. Она призналась, что любит меня, и она до такой степени боялась открыться мне, что это довело ее до такого состояния.

Пока я молчал, Мика наблюдала за мной, впившись в меня своими влажными, сверкающими глазами.

Я заметил, как ее тело напряглось, сжавшись, точно пружина.

‒ Ты не обязан ничего отвечать. Я просто… Я больше не могла молчать. Я пойму, если, ‒ вздох, дрогнувшие ресницы, еще один быстрый, надломившийся вздох, ‒ ты больше не захочешь…

Она не договорила, прикусив нижнюю губу, скорее всего, чтобы не разразиться потоком новых слез.

Хорошо, она застала меня врасплох. Не то, чтобы я не догадывался, но никто никогда не говорил мне этого.

Мама и сестра не в счет. У меня было достаточно женщин, но я всегда уходил до того момента, как прозвучат нежеланные признания, когда меня затянет и я начну задыхаться. Так что, едва почуяв угрозу, я уходил, не оборачиваясь и ни о чем не сожалея.

Я не знал, как это – любить женщину настолько, чтобы ставить ее превыше всего, сделать ее центром своей жизни. Единственный раз, когда я приблизился к этому, оказался провальным. После я не пытался. У меня не было стремления, у меня не было той, которая заставила бы мое сердце остановиться.

До того момента, когда этот темноволосый ангел с ее огромными, бездонными глазами не выскочила на сцену Аполло. Уже тогда я знал, что у меня возникнут проблемы с мисс Новак. Только не предполагал, какого именно толка.

Я сделал вдох. Отлично. Мои легкие все еще выполняли свою функцию, и мое сердце вдруг вспомнило, что ему полагается делать.

‒ Ты плакала, потому что любишь меня? ‒ осмотрительно начал я.

Мика провела языком по губам. Я был уверен, что если поцелую ее сейчас, то почувствую соль ее слез. Солено-сладкие поцелуи…

Лучше не думать о таком в этот момент.

Эта девушка меня уничтожала. Того меня, которым я был всю свою осознанную жизнь. Я все еще не понял, как мне к этому относиться.

‒ Потому что мне было страшно признаться, ‒ шепотом отозвалась она.

‒ Ну, это не должно быть плохо – любить кого-то, да?

Моя улыбка была нервной. Я был полным аутсайдером в подобных разговорах, но я чувствовал, что ответить ей тем же будет неправильно. Будто я делаю это, потому что ее признание вынудило меня, а не потому, что момент был подходящим.

‒ Ты мне скажи.

Ее глаза просохли, но казалось, глубокая печаль поселилась в них навсегда.

Я провел рукой по волосам, сделав глубокий вдох.

‒ Ты же знаешь, что я не умею делать таких признаний. Раньше в этом не возникало потребности, ‒ взвешивая каждое свое слово, сказал я.

Мика медленно кивнула и я продолжил:

‒ А еще я не могу принимать их, потому что… Думаю, здесь не трудно догадаться.

Ее лицо вытянулось, когда она поняла, к чему я виду.

‒ Никто никогда не говорил…

Я покачал головой.

‒ Нет. Ну, за исключением некоторых женщин, у которых странная тяга к парням в трико, но это не одно и то же, ‒ сухо добавил я.

Мика приподняла губы в слабой улыбке.

‒ Да, совсем не одно и то же.

‒ Поэтому прости меня, если моя реакция… неправильная.

Ее взгляд потеплел.

‒ Нет неправильной реакции, Дэниел. Самое главное быть искренним, даже если кого-то это может ранить. ‒ Ее губы вновь дрогнули.

‒ Я не хочу никого ранить. ‒ Я послал ей красноречивый взгляд. ‒ Но я хочу сделать это в нужный момент, и это будет с той искренностью, которая не вызовет ни единого сомнения.

Она немного помолчала, о чем-то раздумывая.

‒ Сейчас не этот момент?

Понимание в ее глазах уняло мою тревогу.

Я покачал головой, мягко взглянув на нее.

Мика кивнула. Ее дыхание выровнялось, и тело больше не дрожало.

‒ Ты такой сложный, но именно таким я тебя и люблю, ‒ просто сказала она. ‒ Ладно, давай поторопимся. Жутко хочется увидеть твое особое место.

МИКА

‒ Мама любила этот дом. Думаю, она бы его купила, в конце концов, если бы не заболела.

Я сжала руку Дэниела крепче, потянулась и уткнулась носом в его шею, вдыхая полной грудью неповторимый аромат этого мужчины.

Мы были в Хэмптонсе, в коттедже, чей двор и стены увивали розы всевозможных оттенков и запахов. Добираясь сюда, мы проезжали великолепные дома, один лучше другого, и они поражали своим видом, но когда мы оказались здесь, в этом маленьком – будто из сказки – коттедже, от которого, казалось, исходит свет и тепло, все великолепие архитектуры померкло перед ним.

Этот домик словно затерялся в пяточке, отгородившись от внешнего мира невероятной красоты и живописности розовыми кустами.

‒ Он чудесный, Дэниел, ‒ завороженно отозвалась я.

Он взглянул на меня и его губы сложились в новую, умиротворенную усмешку. Мне казалось, что и сам Дэниел будто лучился светом в окружении этого уединения, которое так ценила его мама.

‒ Она бы тобой очень гордилась, ‒ негромко сказала я, ощутив потребность, чтобы он услышал это.

Дэниел ничего не ответил, но его пальцы чуть сильнее сжали мои, как бы говоря «спасибо».