–А как мы войдём?– спросила она, окидывая взглядом здоровенные ворота высотой в три человеческих роста, а то и побольше.– Наверное, нужен ключ?

–А тут не заперто,– грустно усмехнулся орк,– потому что сюда доходят только те, кому суждено провести здесь последние дни и либо превратиться в призрака, либо, если что-то держит очень сильно – любовь или ненависть,– провести здесь не один год. Это при условии, что человек прошёл мимо соблазна Изнанки и не выбрал её вариант.

–А что бывает с теми, кто выбирает вариант Изнанки?– как-то робко спросил Дин.– Они куда деваются?

–Никто не знает,– Шатх нахмурился,– мы теряем время. Или смотрим, или,– он приложил ладонь к каменной стене и прислушался к чему-то, понятному только ему,– или уходим. Времени мало.

Все посмотрели на меня, и я, в очередной раз помянув недобрым словом свою императорскую должность, когда всё по принципу «если не я, то кто?», уверенно (вы поверили? нет? правильно сделали) толкнул створки ворот. Они, как ни странно, открылись совершенно бесшумно, словно их ежедневно смазывали и регулировали.

Решительно (да-да, даже не сомневайтесь!) шагнув вперёд, я двинулся по широкому коридору, внимательно глядя по сторонам. Там через равное количество шагов располагались двери, в которых были забранные плотными решётками окна. Дверей было около двадцати, по десять с каждой стороны, и я сделал знак Дину, чтобы он быстро просматривал параллельную стену, а Линде нужно было просто страховать нас.

В первой камере с моей стороны на старом топчане, покрытом какими-то лохмотьями, сидел старик, который даже не повернулся в мою сторону. Он что-то негромко бормотал себе под нос и производил впечатление абсолютно сумасшедшего. Я окликнул его, но он даже не повернулся в мою сторону, продолжая свой бесконечный диалог с самим собой.

А вот в следующей камере – как ещё назвать эти помещения – я увидел мужчину, который вскочил на ноги при виде меня и, если бы не дверь, вцепился бы мне в горло.

–Пришёл посмотреть на мои мучения?– его голос был хриплым и каким-то тусклым.– Тебе всё мало?

Я в недоумении смотрел на него, с ужасом понимая, что я вообще – то есть от слова совершенно – не помню этого человека, и уж тем более не знаю, за что я его сюда упрятал. Вернее, упрятал Эдвард, но это мало что меняет – разбираться-то мне, а не ему.

–Кто вы?– стараясь говорить спокойно, спросил я, глядя в до сих пор красивое лицо.– И за что здесь оказались?

–Хороший ход,– презрительно скривил губы мужчина, сплёвывая на пол и отворачиваясь,– но меня этим уже не проймёшь. Уходи, Эдуард. Будь мужчиной и успокойся: ты отомстил.

–Я вернусь,– невозмутимо (насколько смог) ответил я и добавил,– и тогда мы поговорим и во всём разберёмся.

Я старался не слышать, как пленник бормочет мне вслед какие-то оскорбления и угрозы, перемежающиеся проклятьями. Следующие три камеры были пустыми, а вот потом я чуть не шлёпнулся на пол, ибо в камере сидел вампир. Среднего возраста, хотя у вампиров понятие возраста более чем относительное, худой, кожа болезненно-серая, почти прозрачная. Он бросил на меня внимательный взгляд и…отвернулся, не сказав ни слова.

Следующие камеры были пустыми, и лишь в последней я с ужасом увидел женщину. Наверное, когда-то она была невероятно хороша собой, но сейчас на меня смотрела смертельно уставшее, измученное существо с всклокоченными волосами, цвет которых угадывался с большим трудом. И только глаза, огромные, невероятного фиалкового цвета, жили на её худеньком личике.

Увидев меня сквозь решётку, она сначала медленно поднялась, подошла к решётке, всмотрелась в меня, а затем, пятясь, отступила в глубь камеры. Она отходила от двери до тех пор, пока не уперлась спиной в противоположную стену. Но женщина отступала не от испуга, а лишь бы оказаться подальше от меня. В её потрясающих глазах не было страха, гнева или ненависти: они были полны равнодушия к собственной судьбе. Такие глаза я видел у одного человека, когда во время эпидемии холеры у него умерла любимая жена и двое маленьких детишек: так смотрит человек, которому совершенно нечего терять.

–Леди, кто вы?– я не смог удержаться от вопроса, который в этих стенах из моих уст мог показаться только изощрённым издевательством.– Как вы оказались здесь?

–Какой замечательный вопрос, Эд,– всё ещё красивым голосом проговорила женщина,– и какой своевременный. Что ты забыл здесь? Выбираешь камеру по соседству? Или мой муж всё-таки разглядел твою чёрную сущность и возглавил мятеж, и теперь ты присматриваешь апартаменты для него?

–Не сейчас,– я подошёл близко к решётке, в глубине души опасаясь, что незнакомка вцепится мне в физиономию,– я вернусь, леди, и мы поговорим.

–Вернёшься? Зачем?– она насмешливо скривила губы.– Хотя ты в последнее время стал отличаться любовью к странным развлечениям. Думаю, за это время лучше не стало…

В это время ко мне подошёл Дин, бледный, но сосредоточенный, и, мельком глянув в камеру, сказал:

–Шатх говорит, нужно торопиться, скоро Изнанка восстановится, и мы не сможем уйти.

Я кивнул и, бросив взгляд сквозь решётку, застыл на месте: женщина стояла, глядя на Дина огромными глазами и прижав ладонь к губам. Она судорожно пыталась вдохнуть, но из груди вырывался только невнятный хрип. Может быть, Дин тоже как-то причастен к её заточению в Башне? Иначе как объяснить её поведение…

–Леди?– в голосе Дина было искреннее участие.– Леди, успокойтесь, теперь всё будет хорошо: мы скоро вызволим вас отсюда и вы сможете вернуться к своей семье. Если хотите, мы передадим им, что вы живы…

С каждым словом его голос становился всё менее уверенным, так как незнакомка продолжала смотреть на него так, словно увидела призрак.

–Дин,– наконец хрипло выговорила она, потрясённо всматриваясь в нашу компанию,– что ты делаешь рядом с этим лживым чудовищем? Что он пообещал тебе такого, что ты забыл всё зло, которое он причинил тебе…нам? Почему ты не пришёл раньше? Ты что, тоже поверил, что я умерла?!

–Оливия?– пошатнулся Дин.– Этого не может быть…Вы – Оливия…

Он беспомощно посмотрел на нас с Линдой, которая напряжённо думала о чём-то, нервно покусывая губу. Я, пытаясь осмыслить информацию, банально растерялся и не знал, что делать: не то вытаскивать любой ценой Оливию, не то быстро уходить, пока можно, не то что-то ещё. Стыдно, да, но факт – я просто не знал, что делать.

Как ни странно, первой опомнилась Линда, решительно подойдя к решётке и обратившись к пленнице:

–Леди Оливия, я Розалинда, ведьма,– Оливия медленно перевела непонимающий взгляд на Линду, но перестала таращиться на Дина и стала слушать нашу мудрую ведьмочку,– я оставлю вам два зелья, которые вы будете принимать по три капли на язык каждый час. Вы меня понимаете?

Оливия медленно кивнула, и протянула руку. Линда бережно вложила в раскрытую ладонь два небольших флакончика и сжала пальцы женщины.

–Мы вернёмся через два дня, и если вы будете принимать зелье, как я сказала, то у вас хватит сил выбраться отсюда: сейчас нам вас не вытащить, мы просто не успеем. Понимаете?