Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Буревестники с побережья
В кабинете налево от меня обыкновенно сидел статс-секретарь морского министерства фон Монн. 1 ноября он пришел, когда заседание уже началось, сел около меня и показал мне несколько телеграмм из Киля… Сомнений не могло больше быть: это был открытый, организованный мятеж, больше того — это была искра, которой неизбежно было упасть в бочку с порохом. В Киле все было вверх дном — и это был последний луч надежды: из матросских кругов вызывали депутата большинства. Представитель большинства рейхстага приглашался в Киль, но это должен был непременно быть энергичный человек.
Еще до получения кабинетом этих сведений я говорил по телефону с Носке, который был в рейхстаге. Носке готов был тотчас же поехать. Кабинет согласился на мое предложение, но решил послать в Киль вместе с Носке статс-секретаря Гаусмана. Все последующее может предполагаться известным. Известия, подобные полученным из Киля, стали приходить одно за другим: из Любека, Штеттина, Фленсбурга, Куксгавена, Брунсбюштеля, Гамбурга.
Требования матросов, о которых телеграфировал и телефонировал Носке, начинались одинаково: прежде всего отречение императора. Все другие требования были тоже однородны: долой императора, тотчас же амнистию, перемирие, мир, избирательное право.
Воспроизвожу заметки, относящиеся к первым бесспорным предвестникам бури, особенно в Киле. Известное я опускаю и пытаюсь показать позицию кабинета в отношении событий, нагромождавшихся одно на другое перед катастрофой. Ибо с быстротой бури все летело в пропасть.
5 ноября датированы следующие заметки: генерал-квартирмейстер Гренер явился по приглашению. Он кратко докладывает: за политическим окружением последовало и военное. Наша слабость заключается в протяженности фронта.
Единство действий на стороне Антанты нанесло нам окончательное поражение; (отвечая на вопрос): как мы перевезем обратно войска из Малой Азии, сейчас совершенно не известно. Многим придется пробираться собственными силами. Переброшенные с востока войска не годятся тотчас же для Западного фронта. Баварские войска защищены тактическими благоприятными позициями; альпийский корпус должен быть тотчас же отозван из Венгрии. Может быть, надо взорвать Бреннер, занять немецкую Богемию, узловые станции железных дорог, например, Аусиг — для защиты германской границы. Наши войска давно уже не знают покоя, значит, надо как можно скорее сократить фронт. Мы должны отойти, чтобы избегнуть прорыва. Некоторые дивизии держатся блестяще, другие вовсе не идут в бой. Поступают все новые сведения о том, что свежие войска портят настроение. Хотя и атаки французов становятся все слабее, наши войска не сопротивляются больше, как прежде. Ядро армии здорово, но требования отречения императора разлагающе действуют на офицеров. Сопротивление может продолжаться лишь самое короткое время.
Шейдеман: «Несмотря на эти сообщения, здесь все еще говорят о посылке свежих войск. А по словам Гренера, если еще можно испортить настроение войск, то его портят именно вновь прибывающие».
Фон Пайер: «Очевидно, что Гренер желал бы продолжения борьбы для того, чтобы правительство выиграло время для переговоров. Пойдет ли еще Антанта на наше предложение перемирия? И если да, какие она поставит условия? Что, если условия будут невыносимы? Есть ли действительно смысл продолжать борьбу?»
Гренер: «Нам нужно время. Сейчас начат большой отход войск. Решающее значение будет иметь место новой атаки».
Между тем из Киля приехал статс-секретарь Гаусман, который сообщил следующее: матросы образовали комитеты, требуют уничтожения монархии, избирательных прав для всех, достигших 21 года, освобождения политических заключенных и т. д.
Из краткого отчета Гаусмана все выносят впечатление, что дело идет к концу. Обмен мнений по докладу Гаусмана откладывается, так как продолжается разговор с Гренером.
Принц Макс: «Сообщение Гаусмана дает нам вполне ясное представление о настроении во флоте. Что делать на востоке, что делать для защиты баварской границы?»
Гренер перечисляет все тотчас необходимые мероприятия. На богемской границе мы не можем вступить в бой с чехословацкими войсками, потому что это хорошие и сильные войска, мы же слабы.
Отчаяние по всей линии. На фронте и в тылу
Вечером я еще раз говорил с глазу на глаз с принцем Максом. Я прямо обратил его внимание на требования, которые везде выставляли матросы. Он: «Вопрос об императоре будет решен лишь после перемирия. После перемирия должно выясниться и положение». Я: «Убежден, что тогда будет поздно».
Носке в Киле
6 ноября 1918 года. Ночью поступили первые сведения от Носке. Носке взял на себя обязанности главнокомандующего в Киле. Он спрашивает, насколько кабинет намерен идти навстречу переданным через него требованиям матросов. Он просит не посылать войск в город. Фон Пайер предлагает в качестве ответа: войска не будут посланы, но движение не должно распространяться за пределы Киля. Для этого должно быть остановлено железнодорожное сообщение. Фон Пайер прибавляет, что Носке удалось обеспечить Килю на 6 ноября молоко.
Во время этого обмена мнениями Носке говорил по телефону со статс-секретарем фон Монном, о чем последний сообщил кабинету: Носке действительно главнокомандующий. Он придает большое значение обещанию амнистии. Сегодня утром царило внешнее спокойствие. Каждый час может, однако, принести стычки. Отречение или свержение императора необходимо. Носке верит в восстановление старого порядка, если будут сделаны требуемые уступки.
Фон Монн прибавил к этому сообщению: сегодня в Берлин приехало около 500 матросов. Военный министр Шейх: это несомненно неправильные сведения. Верно, что 40 матросов приехали