в Виттенберг, но тотчас же были задержаны отрядом 4-го гвардейского полка. Пока не установлено, были ли это матросы, находящиеся в отпуске, или мятежники.

В Любеке будто бы вокзал занят мятежниками. Войска, посланные в Любек, остановились южнее города, но они слишком слабы. Подобно кильским, развернулись события также в Шверинге, Куксгавене и других названных местностях. Из Киля был отдан приказ безусловно избегать кровопролития. Шейх считает это сообщение неверным. Солдатский совет в Киле постановил, что пехота может уйти из города, если сдаст оружие.

Фон Монн сообщает, что по сведениям из Вильгельмсгавена неизвестно, где находится 3-й эскадрон. Из Куксгавена сообщают, что подводные лодки отказались выйти в море, солдаты с лодок присоединились к восставшим. Обсуждается вопрос, не следует ли вместо Сухона назначить Шредера губернатором Киля.

Граф Редерн: «Положение настолько ухудшилось, что не следует выдвигать военных». Он предлагает распустить флот.

Шейдеман: «Я считаю безусловным, что по положению вещей на фронте и на побережье выставленные требования должны быть удовлетворены, поскольку речь не идет о политических требованиях, которые подлежат рассмотрению рейхстага. Рейхстаг должен тотчас же заняться этими требованиями. Надо как гарантировать амнистию и освобождение осужденных, поскольку это не тяжкие преступники, так и обеспечить нынешним мятежникам свободу от наказания. Если нам не удастся установить некоторый порядок, Антанта прямо отклонит наше предложение перемирия».

Эрцбергер за немедленную амнистию и освобождение заключенных, если до 6 часов вечера в Киле восстановится порядок. Так же высказывается Гаусман.

Директор департамента Сименс докладывает телеграммы, полученные им из Киля от знакомого. В городе спокойно, хотя ночью много стреляли. Самое тяжелое — обстрел одного отеля. Солдатский совет поддерживает порядок. Шейх возражает против предложения графа Редерна распустить флот.

Фон Пайер сообщает, что 10 000 солдат препроводили из Фридрихсорта правительству резолюцию, в которой требуют упразднения палаты господ и введения избирательного права, начиная с достигших 21 года. Остальные требования совпадают с известными кабинету. Граф Редерн, Эрцбергер и Тримборн решительно восстают против посылки в Киль Шредера на место Сухона. Граф Редерн требует, кроме того, немедленного возвращения императора в Берлин. Сименс: «В этом отношении принц сделал все возможное». В эту минуту канцлер входит в кабинет. Носке просит к телефону Шейдемана.

Доклад Носке

Из моего телефонного разговора с Носке, записанного дежурным офицером.

Я говорю: «Скажи солдатам, а также рабочим, что правительство вполне единодушно в вопросе об амнистии. Мы все согласны также и в том, что должны быть свободны от наказания все, совершившие теперь проступки против военной дисциплины. Изъяты должны быть, конечно, только лица — в этом мы согласны с выставленными требованиями, — которые совершили общие преступления. Условия для того и другого: возвращение солдат сегодня же на свои места и возвращение насильственно захваченного оружия и снаряжения.

Мы пытаемся снестись с императором, который, по действующему праву, должен санкционировать наши решения.

В ближайшие дни можно определенно обещать начало переговоров о перемирии, а непосредственно за ними — и мирных переговоров. Обрати, однако, внимание солдат на то, что переговоры как о перемирии, так и о мире, к которым мы стремимся как можно скорее, будут сильно затруднены, если неприятель узнает о событиях в Киле. Поэтому необходимо, чтобы в Киле, как и в других местностях, тотчас же восстановился порядок. Солдаты должны вернуться к своей службе, и все будет считаться исчерпанным.

Скажи далее, что выставленные ими политические требования — избирательного права и др. — не могут быть проведены правительством по решениям с мест. Это вопросы, которые, разумеется, могут быть решены только народным представительством, то есть рейхстагом. Как только начнется перемирие, соберется рейхстаг. Я надеюсь, что солдаты поймут это, и сегодня вечером будет спокойно».

На вопрос Носке я ответил: «Вопрос об императоре еще висит в воздухе, он будет решен на днях».

Затем Носке сказал, что он почти падает под бременем гигантской работы. На вопрос, послать ли к нему кого-нибудь на помощь, он ответил: «Если кто-нибудь пойдет, конечно». На дальнейший вопрос, послать ли кого-нибудь из правительства или лучше из партии, он сказал: «Против правительства такая травля, что желательнее кто-нибудь из членов фракции». На предложение прислать депутата ландстага Брауна или депутата рейхстага Вельса, которые оба крепкие люди, Носке сказал, что будет рад одному, как и другому.

Единственное, что его, Носке, радует в настоящую минуту, это то, что на некоторых из главных крикунов нашел страх, потому что события превзошли их ожидания.

На неоднократные вопросы Носке определенно обещает оставаться в Киле, пока он вообще сможет продержаться. Он не скрывает, что чувствует серьезную опасность и он может быть убит из-за угла, потому что даже и в солдатском совете сидит изрядное число очень свирепых людей.

7 ноября была получена от Носке телеграмма, последнее его сообщение по должности до 9 ноября:

«Только что должен был взять на себя начальство над флотом в Киле. Прежний начальник передал мне дела. Как справиться с задачей, не знаю. Вдобавок, только что приехал Гаазе. Если начнутся споры, ничего, конечно, нельзя будет сделать. Сегодня он заверил меня, что единение не будет нарушено. Жду за это компенсаций в Берлине. На мой намек о том, как здесь складываются дела, Ваншаффе сказал мне сегодня по телефону, что правительство надеется, что я останусь здесь так долго, как это будет возможно. Напряженно жду указаний, остается ли правительство при том же взгляде».

Борьба за отречение императора

Если бы война окончилась победой Германии, то императора чрезмерно возвеличили бы, произвели бы, вероятно, в полубоги. Но случилось иначе. Нужен был козел отпущения — и прежде всего его нашли в императоре. Вопрос об отречении императора, как это видно из предыдущего, обсуждался везде, в публичных и частных собраниях, за каждым столом в кафе, в каждой конторе, на железных дорогах и в трамвае. Только в печати было мало определенных сообщений, потому что цензура запрещала газетам обсуждение этого вопроса.

Вожделения цензуры

Как кошка не может оставить в покое мышь, так не могли во время войны оставить в покое прессу чиновники и офицеры, прикомандированные к цензуре Главным командованием. Это находил невыносимым уже старый Фриц. До дня окончательной гибели старого режима цензурные герои все еще пытались обуздать прессу, хотя и знали, что правительство принца Макса образовалось на основе программы, объявившей печать принципиально свободной и согласившейся лишь на некоторые меры против нескромности печати, которая могла повредить интересам войны. Еще 21 октября один чиновник из министерства иностранных дел попросил меня об обуздании прессы. Я не только обстоятельно ответил ему на это, но изложил в