– Откуда вы родом, Клавдия Алексеевна? – спросил Березин.

– Город Мухин под Житомиром. У моего отца был небольшой скобяной заводик.

– О судьбе завода и отца можем не спрашивать, – проговорил Березин. – Что еще из биографии можете сообщить?

– Я действительно училась в педагогическом институте, но не успела его закончить. У меня был жених, которого расстреляли просто так, ни за что.

– Ладно, подробную мотивацию – вашу и гражданки Полищук – мы выясним позднее, – вмешался Алексей. – Зачем был убит капитан Рыков? Надо ли резать курицу, несущую золотые яйца?

– Он начал подозревать Раю, присматривался к ней. Ему показалась странной пропажа нескольких коробок хлороформа и обезболивающих препаратов, которые предстояло передать в лес. Рая занималась получением этих лекарств.

– Зачем вам понадобились интимные отношения с офицером СМЕРШа? – спросил Березин.

Девушка вздрогнула, ее плечи как-то искривились.

– Его не получилось устранить. Нужно было как-то отвлечь, усыпить бдительность. Он не должен был даже мысли допустить о моей причастности, исключить библиотеку.

– Клавдия Алексеевна, вы понимаете, что вас расстреляют?

Девушка вздрогнула. Пальцы, лежащие на коленях, впились в кожу.

– Но мы можем добиться смягчения вашей участи. Если поможете следствию, вам дадут десять – двенадцать лет. Вы освободитесь еще молодой, сумеете наладить свою жизнь. О реакции ваших единомышленников можете не волноваться. Для них вы мертвы.

Она молчала около минуты, потом спросила:

– Что я должна сделать?

– Вы должны нам помочь найти схрон Нестора Бабулы.

– Но я не знаю, где его схрон. Это в Хованском лесу. Я даже примерно не представляю…

Алексей лихорадочно размышлял. Подземный лаз контролируется, но кто в него теперь придет? Гараж накрыли, хату на Северной улице тоже. Нема дурных в Хованском лесу!

– Что вы знаете?

– Я знаю только тайник для связи под Задворней. Он к востоку от села, за околицей. Там, у ограды заброшенной фермы, находится старый колодец. Северная сторона сруба, третье бревно снизу. В нем углубление, в него вставлен брусок, под которым оставляются послания для Бабулы. Но забирают их не его люди, а хлопцы Микиты Ковальчика, который подчиняется Нестору. Их схрон под Задворней.

– Как все запутано, – прошептал Березин.

– Вам случалось писать послания?

– Да.

– Отлично. То есть ваш почерк знают. Слушайте внимательно, Клавдия Алексеевна. К вам обратились люди Стаса Золотницкого, который контролирует Старицкий район. Тот ищет выход на Бабулу, очень хочет с ним пообщаться, предложить пару совместных дел, поскольку в одиночку не вытянет. Какой резон с этого Бабуле? Объясняю. Выгода очевидная. У Золотницкого сидит агент английской разведки, некто Ричард Мастерсон. Этот эмиссар Запада несколько дней назад переправился через границу. Он должен устроить несколько крупных диверсий против Советской власти, что будет способствовать дестабилизации ситуации на Западной Украине. План действий, деньги на подготовку акций и на вознаграждение у Мастерсона при себе. Это тридцать тысяч английских фунтов стерлингов. Думаю, Бабулу заинтересует эта сумма. В случае объединения отрядов она соответственно делится на два. Вы напишете записку под нашу диктовку. Мол, Золотницкий просит встречи. Он пошлет своего представителя на заброшенный хутор Карач, что в двух верстах к северу от Гожище. Тот будет ждать столько, сколько нужно, начиная с двадцать девятого июля. Бабуле приходить не обязательно. Он может для начала послать своих людей.

– Но я же умерла.

– Вы могли написать эту записку вчера или еще раньше, – сказал Березин. – Как часто люди Ковальчика проверяют тайник?

– Я не знаю. Раз или два в неделю.

– Придется рискнуть, Клавдия Алексеевна. Впрочем, делать это будете не вы. Можете отдохнуть полчаса. За это время мы подготовим текст и бумагу.

Топор со свистом рассек сперва воздух, а потом и чурку. Готовые дровишки разлетелись по белу свету, но Алексей не пошел их собирать. Он поставил на попа полено, валяющееся под ногами, загнал в него топор. Потом капитан вытер пот со лба, почесал обнаженную грудь и исподлобья обозрел антураж, который не менялся уже три дня.

Захламленный двор заброшенного хутора, расположенного в двух верстах от села Гожище. Здесь уже сто лет не появлялись ни свои, ни чужие. Хата с продавленной крышей, с которой соплями свисала солома, развалившееся крыльцо, в окнах ни одного уцелевшего стеклышка. Двор окружали унылые сараи, пустой курятник, покосившаяся отхожая будка. Сразу за хутором во все концы простиралась дубрава.

Это жилье на одного хозяина пустовало уже давно. Стены хаты основательно проели жуки, дерево гнило, трескалось.

Он сидел здесь в одиночку уже три дня. Терпел, маялся бездельем. Временами брался за какую-то работу, чтобы время убить. Вот так и сегодня. На кой ляд ему сдались эти дрова?

Однако именно в эту минуту в нем вдруг проснулось шестое чувство. Нытье под лопаткой могло означать что угодно. Например, укусил лесной кровопийца. Или кто-то украдкой наблюдал за ним.

Алексей не подал вида. Он зевнул, почесал грудь, забрал ППШ, прислоненный к стене сарая, бросил на плечо кофту, побрел в дом, вытер ноги о драный коврик перед дверью. Трещали трухлявые половицы. Капитан миновал сени с тазами и баками, обросшими плесенью, вошел в комнату и мимолетом глянул в огрызок зеркала.

Ни на миг не выходить из образа! Грудь голая, штаны мешком, пятидневная щетина, синяк под глазом еще не рассосался. Голову он давно не мыл и даже не расчесывал. Дикарь какой-то, Робинзон Крузо.

В комнате продавленная тахта с подломившимися ножками, стол с остатками трапезы на одного. Ему приходилось самостоятельно варить на костре картошку! Кроме нее крупно насеченные огурцы, помидоры, тарелка с кусками копченого мяса. Центральное место занимали банка с ключевой водой и потертая офицерская фляжка.

Сердце Алексея стучало, но он прилежно играл свою роль. Его не покидало ощущение, что за ним кто-то подглядывал в окно. Он плеснул из фляжки в мутный стакан, выпил, срыгнул, откинулся на спинку кушетки.

За окном кто-то выразительно кашлянул. Заскрипело крыльцо, и в горницу вошел подтянутый, недавно побрившийся субъект лет тридцати пяти. На лоб его была надвинута немецкая кепка. Ушитый френч офицера гренадерской дивизии «Галичина» сидел на нем как влитой. На поясе кобура с «Вальтером», в руках «МР-40». Глаза этого человека внимательно скользили по комнате, задержались на мужике, развалившемся на кушетке.

– Да здесь, оказывается, люди есть, – вкрадчиво пробормотал он.

Алексей шумно выдохнул, молитвенно задрал глаза к потолку.

– Ну наконец-то. Хлопцы, вы охренели? Три дня сижу, дубы караулю, а вы вокруг да около кругами ходите! Сколько можно?