Смертьнесущая, не боясь навредить своим даром, робко и очень бережно оглаживала каждую черточку его лица. Начала со щек, но куда больше ее привлекали губы, даже дыхание затаила и, словно бы устыдившись своего интереса, тут же переключилась на брови и лоб, затем на глаза и уши. Искренне удивилась длине ресниц и вздохнула, явно рассматривая нос. Иначе с чего бы ему тут же захотелось чихнуть?

Это была пытка. И разведчик подвергался ей с изощренным чувством удовлетворения, а может, и самодовольства. Им любовались! В жизни многоликого не раз и не два случались мгновения, когда разомлевшая от любви красотка, прильнув к задремавшему Дао-дво, касалась его лица. И неизменно в глазах каждой мелькала легкая гордость, ведь такого индивида отхватили: лучший в потоке, лучший на курсе, лучший из взвода или первый равный, как говорила Амидд. С Сумеречной же все иначе, он был просто собой, избитым, уставшим, опустошенным, временно не способным к регенерации. И дорвавшаяся до тела девчонка, задерживая дыхание, медленно исследовала его, а он с замирающим сердцем на собственной шкуре испытывал развитие ее интереса. В голове то и дело крутилось: «Поцелует! Нет. Пощупает… Оценит достоинство? Нет? Что, и даже упругость хвостовой области не проверит? Но тоже нет». Девчонке куда больше нравилась щетина на его щеках, огрубевшая кожа на подбородке, волосы – короткий ежик на затылке и кудрявая поросль на груди. Она прощупала пресс, ткнула пальчиком в бедро и улыбнулась.

– Да, не зря девчонки с ума по нему сходили. Достойный экземпляр.

Достойный чего? И почему экземпляр, если он метаморф? Пусть и не из старшей ветви рода Дао-дво, но и не безродный. И, наплевав на конспирацию, он уже хотел пресечь ее последующие рассуждения вслух, но Сумерька сама замолчала, вздохнув:

– Достойный, хоть и упрямая сволочь.

Повернулась на бок, спиной к многоликому, подложила ладошку под щеку и затихла. Таррах!

Да, он впервые пожалел о своей выдержке и умении ждать, а ведь как было бы здорово поймать ее на моменте разглядывания, подмигнуть и ввести в полное смущение. Но Гер сдержался и теперь… теперь… Теперь он может под видом спящего творить все, что угодно! Сказано – сделано. Одна рука крепче перехватила Сумерьку поперек живота, вторая медленно, но неотвратимо потянулась к груди. Некромантка заворочалась, почти легла на живот. Но разве это преграда для настойчивого?

Меняем тактику.

– Хм… – довольный выдох удержать не удалось. Пусть и не пышный пятый, зато и не нулевой. Между первым и вторым, дал он профессиональную оценку, отметив про себя, что размер ее близится ко второму.

– Вот… что и требовалось доказать! – раздалось ворчливое от девчонки. – Нет чтоб просто обнять, обязательно облапать тянется, даже в бессознательном состоянии.

Он фыркнул про себя, но руку, пусть и медленно, разжал, одергивать ее сразу было бы глупо, а потому разведчик еще и погладил недотрогу, прежде чем от нее отвернуться.

– Другое дело, – долетело сонное.

Чуть позже послышалось сопение, еще через час – невнятное ворчание на рыжего, перемежающееся восклицаниями: коротким «пшел вон!», протяжным «ме-е-тамоф» вместо метаморф и неожиданно громким «гад!». Ближе к рассвету она грозным возмущенным «убери руки!» разбудила саму себя. Поднялась на локтях, осоловело глянула на хмурого Дао-дво и сообщила, зевая, что он очень даже… сволочь. Опровержения или согласия по этому вопросу смертельная оказия не дождалась, уснула, переместившись с подушки на его плечо.

А теперь смотрит невинным серым взглядом и интересуется, не повредил ли он плечо, которое так тщательно растирает.

– Нет.

– А почему рычишь? – Девчонка получила новую одежду и перчатки, уже давно была готова к выходу и теперь крутилась возле зеркала, не зная, как лучше спрятать волосы под платок. – Графитовый?

– Не выспался! – рыкнул он. И глаза Сумерьки увеличились вдвое.

– В смысле – не выспался? То есть ты не спал? Когда? Долго? – Краска смущения заливает ее лицо, движения становятся нервными. В итоге она роняет платок и резко оборачивается, чтобы, глядя в глаза, спросить с недоверием и ужасом: – Ты всю ночь бодрствовал?

Таррах! Вот и первый прокол. Он совсем забыл, что волей девчонки должен был спать беспробудным сном до самого завтрака, а то и дольше. И что говорить? Врать не хотелось, признаваться тем более.

– Меня на рассвете развя… – опять чуть не выдал себя знанием о плетении сна и быстро исправился: – Разбудила кука.

До сих пор беззаботно сидящая на его плече тварька тут же вскинулась:

– Кто? Й-я?! – но, перехватив взгляд многоликого, внимательно рассматривающего ее уши, согласилась: – А, дя… Дя, дя-дя, было дело.

– Какое?

– А подрь-рядил он меня за Аквиусом Авуром наблюдать. Сам спать пошел… – это прозвучало обвинительно, – а мень-ня работать.

– И что случилось? – спросила Сумерька.

– Что? – не поняла нежить.

– Зачем ты Гера на рассвете разбудила?

– А так чтобы сообщить, что сегоднь-ня вам придетсь-ся туго. Вампир новых нетопырей выписал.

– И старых удалил? – Онемение наконец-то прошло, Гер удовлетворенно повел плечами, чуток потревожив сидящую на одном из них нежить.

– Не-а.

– В таком случае все просто. Если Авур усилит слежку, мы увеличим количество и качество отвлечений.

Бровки вопросительно изогнулись как у некромантки, так и у лопоухой тварьки. И если вторая промолчала, боясь за собственные уши, первая проявила любопытство.

– Случаем, не Олли позовешь?

– Хм, идея неплоха, но я не самоубийца, – изрек Дао-дво и внимательно посмотрел на куку. Мелочь сказать хотела много и явно желала пару примеров в опровержение привести, но, памятуя о прошлой его «просьбе», молча скручивала уши и не вякала.

– Тогда что ты сделаешь? – не отстала Сумерька.

– Приглашу Амидд. – На этом сообщении кука все-таки шлепнулась с его плеча, а девчонка, поймав теневую на подлете к полу, покачала головой.

– И все-таки тебя тянет к суициду.

– Не понял.

– Как бы… ты же пригласишь свою бы…

– Кого?

– Бывшую, – пояснила тихо и так смущенно, что рассказать здесь и сейчас все реалии его личной жизни метаморф не соизволил. Отмахнулся незатейливым:

– Мы с ней ладим.

Сероглазая и лопоухая переглянулись, но на этот раз обе промолчали. Сумерька подняла с пола и повязала на волосах платок, кука пригладила шкурку, и Гер, застегнув мундир, повел обеих в столовую.

Команда встретила их кивками и скупыми приветствиями, настрой явно был ниже плинтуса, Хан, редко теряющий аппетит, совсем не ел, и даже лицо неунывающего Равэсса было серым. Вывод напрашивался сам собой.

– Что? – Дао-дво отодвинул стул для девчонки и помог ей сесть, незаметно включив полог на своем браслете. Лучезарно улыбаясь, прошел к своему месту и полюбопытствовал: – Уже увидели замену седовласого Уо на клыкастого Авура?